Сергей Нуриев - Идолов не кантовать

Кроме Харчикова в конторе находились секретарша и Куксов. Владимир Карпович зашел сюда получить кое-какие инструкции и, не найдя председателя, ожидал теперь его на стуле для простых посетителей. Он украдкой косился на соратника и даже начинал ему завидовать. По всему было видно, что тот вьполнил какое-то чрезвычайное задание и явился, чтобы получить поощрение, а то и продвижение по службе. Владимиру Карповичу очень хотелось узнать, в чем тут дело, но он стеснялся задавать вопросы первым. Харчикову также не терпелось похвастаться своими заслугами, и после долгого томления он обратился к секретарше:

— Петровна, когда же наконец придет председатель?

— Через десять минут, — сонным голосом сообщила секретарша.

— Ты мне говорила это еще час назад. Он мне срочно нужен.

Владимир Карпович, распираемый любопытством, не выдержал:

— Что это вы так взволнованы? Трудности с избирателями?

Прежде чем ответить, Христофор Ильич выскреб линейкой из-под ногтя грязь и только потом небрежно сказал:

— Трудностей никаких. Просто печать нужно поставить в одном документе.

— Уходите от нас? — спросил Куксов с сарказмом.

Харчиков одарил дворянина презрительным взглядом и, видимо, решив, что говорить с ним не о чем, бросил в сторону Петровны:

— Я тyт контракт с иностранцами заключил. Ожидаются большие валютные поступления.

— Неужели кипятильники всyчили?! — ужаснулся представитель монархистов.

— Нет, не кипятильники, — проговорил Христоофор Ильич, гордо рассматривая свои ногти. — Я им Ленина продал.

— Какого… Ленина?

— Ну конечно, бронзового, глупый вы человек. Не живого же. Памятник я им продал.

— То есть как это вы его продали? Он же не ваш!

— Свое и дурак продаст, а ты попробуй продать чужое.

Куксов не нашелся что ответить и, отвернувшись, угрюмо пробурчал:

— Не успел депутатом стать, а уже родину расспродает.

Христофор Ильич пропустил замечание мимо ушей, встал и ровной походкой направился к выходу.

— Петровна, передашь председателю, что сделка состоится в шесть часов. Пусть возьмет печать и подойдет прям на площадь. Там и решим все формальности, — проговорил он и, не прощаясь, хлопнул дверью.

Куксов только крякнул и перевел взгляд на секретаршу, надеясь вместе с ней осудить неслыxанную дерзость Харчикова. Но Петровна продолжала хранить вечное спокойствие на своем коровьем лице и с силой ударяла по клавишам машинки. Вскоре, убаюканный ее размеренным щелканьем, Владимир Карпович уснул. Он расслабился, сполз со стула и откинул голову назад. Челюсть его отвисла, и изо рта вывалился язык. В целом он выглядел беззащитно и довольно глупо, как обычно выглядят заснувшие в электричках и вагонах метро пассажиры. Должно быть, Куксов выглядел еще и смешно, потому что разбудил его чей-то смех. Потомственный дворянин разлепил один глаз и увидел товарища Мамая и товарища Степана. Они стояли перед ним, тыкали в его размякшее лицо пальцами и дружно ржали.

"Прямо как дети", — с неудовольствием подумал Владимир Карпович, окончательно просыпаясь и утирая слюни.

— Заработались вы, товарищ Куксов, — весело сказал Потап. — Себя совсем не жалеете. Идите-ка лучше домой, отдохните.

— Да, да, — смущенно бормотал дворянин, застегивая пальто, — пойду я… А Петровна ушла? Ну и я пойду… А который час?

— Почти шесть.

— Да-да, поздно уже. До свидания.

— До свидания, — сказал председатель, провожая соратника до двери.

— Вы уже в курсе? — остановился Куксов, вспомнив о проделках Харчикова.

Потап посмотрел на сонное лицо соратника, ухмыльнулся и снисходительно похлопал его по спине. — В курсе, в курсе. Но об этом лучше завтра. Поспать вам нужно.

— А как вам это нравится?

— Совсем не нравится. Завтра разберемся, — подталкивал его чекист.

— Так, значит, завтра разбирать его будем? — осведомился Владимир Карпович уже из коридора. И правильно. Его поведению давно пора положить конец.

— Положим, положим, — заверил Мамай, закрывая за ним дверь.

— Что он позволяет себе, этот Харчиков? — распалялся Куксов, ободренный поддержкой председателя. — То — то продаст, то — это. Расхититель! Теперь за памятники взялся. Даже если это нам выгодно, мы все равно не должны продавать вождя, из идеологических соображений. Ведь это же святыня! До свидания. — Он надел шляпу и не спеша пошел по коридору, продолжая вяло возмущаться: — Продать Ленина!.. За валюту!.. Сволочь такая… Тоже мне деятель! Я и сам бы мог его давно сбагрить… если б знал, что он кому-то нужен… И почему мне раньше в голову не пришло… Гм… Кто бы мог подумать!..

Досадуя на самого себя за нерасторопность и злорадствуя, что маневр Харчикова не удался, Владимир Карпович благополучно достиг парадной лестницы и уже занес ногу над первой ступенькой, как вдруг чья-то рука сильным рывком оттянула его назад.

— Что-что-что? — зашипел председатель, схватив Куксова за воротник. — Что ты сейчас сказал? Говори!

— Нет!

— Говори!

— Не скажу.

Потап еще долго тормошил агитатора, пока наконец не вытрусил из него нужные сведения. Сведения поразили Потапа. Он кинулся вниз по ступенькам, потом быстро вернулся назад, побежал по вестибюлю в кабинет, на полпути остановился, вновь подбежал к Куксову, хотел было что-то ему сказать, но, ничего не сказав, бросился со всех ног в офис, зовя на ходу какого-то Гену и ужасно ругаясь. Спустя долю секунды товарищ Мамай и товарищ Степан неслись в обратном направлении, прямо на Куксова. Они строили ему страшные рожи и размахивали кулаками. Владимир Карпович попятился к стене. Но руководящие работники не сделали ему ничего плохого. Они промчались мимо, резко свернули на лестницу и, сигая через пять ступенек, сбежали вниз. Представитель монархистов постоял какое-то время в тишине, собираясь с мыслями. Затем, окончательно придя в себя и вспомнив, что на ужин его ждут прекрасные сочные отбивные, поправил шарф, воротник и через черный ход пошел домой.

Задыхаясь от бега, Мамай объяснял напарнику ситуацию.

— Не успел!.. Не успел, черт!.. — хрипел он, активно работая руками и ногами. — Харчиков… продал… памятник… каким-то… иностранцам… Все пропало!..

— Иностранцам? — возбудился эфиоп, обгоняя бригадира.

— Хуже всего, если эти иностранцы — не иностранцы…

— А кто?

Мамай метнул в приятеля отчаянный взгляд и прибавил ходу.

— Кто!.. Ка-гэ-бэшники, вот кто!.. Если это они… все пропало!.. Черт!..

На полной крейсерской скорости кладоискатели пересекли улицу 42-го года Октября, вырвались на площадь Освобождения и по инерции добежали до ее середины.