Лоуренс Блок - Вор во ржи

— Я понимаю твои чувства, Берни. Но все-таки лучше тебе сначала заглянуть домой. — Он сморщил нос. — Ты, может быть, захочешь принять душ.

— Это табаком воняет, — сказал я. — Я был в помещении, где накурили так, словно обсуждали выдвижение кандидатуры Хардинга в президенты.

— Я этого времени не застал, — признался Уолли, — но дело не в табаке.

— Ты же бегун, — заметил я. — Не думал, что тебе может не нравиться запах крепкого свежего пота.

— Крепкий свежий пот — это одно. А тюремный пот — совсем иное. Езжай домой, Берни. Прими душ, переоденься. У тебя в доме есть мусоросжигательная печь?

— Уплотнитель мусора.

— Неважно. Вот эта одежда, что на тебе, — выбрось ее в мусоропровод.

Многие говорят о сжигании старой одежды, но знаете ли вы хоть одного разумного представителя среднего класса, который так поступает? Я лично связываю свою в тюк и отношу в ближайшую прачечную за углом.

Квартира моя находится в Вест-Энде, на Семьдесят первой улице. Из Тринадцатого участка («участок один-три», как говорят копы в телесериалах), расположенного на Восточной Двадцать первой, я добрался на такси. Приняв душ, побрившись и переодевшись, я опять же на такси поехал в магазин. Обычно я добираюсь подземкой, и обычно так выходит быстрее, не говоря уж о том, что там просторнее и не приходится слушать записанный на магнитофон голос Джеки Мейсон, напоминающий о необходимости пристегнуться. Но ночь в камере как нельзя лучше дает возможность человеку оценить мелкие жизненные удобства, даже если они и не очень существенные.

Я приехал в магазин около одиннадцати, и Раффлс дал понять, что рад меня видеть, в полном соответствии со своей породой потершись мне об ноги. Я рад, что ты здесь, говорил он, и буду рад еще больше, если ты меня покормишь. Я выполнил просьбу, а он сдержал обещание, и, приведя в рабочее состояние свое заведение, я сразу же нашел телефон Марти Гилмартина и позвонил ему.

— Хотел поблагодарить тебя, — сказал я.

— Не за что.

— Если бы ты провел ночь в камере, ты бы так не говорил.

— Ладно, беру свои слова назад. Тогда скажем так. Спасибо за благодарность, и я был рад оказать тебе услугу. Давно не виделись, Бернард.

— Это точно, — согласился я. — Сто лет, не считая мимолетных встреч.

— Верно. К сожалению, о ланче я на сегодня уже договорился, но, может, заглянешь сегодня в клуб во второй половине дня? Примерно в половине четвертого?

Из этого следовало, что мне придется закрыться раньше, но без его помощи я бы вообще мог не открыться. Я сказал ему, что половина четвертого меня вполне устраивает, потом положил трубку и стал ждать, когда мир протопчет тропинку к моим дверям. Первым по этой тропинке пришел мужчина лет сорока, в синих слаксах и спортивной рубашке, застегнутой не на те пуговицы. Он был худощав, с костистыми руками и крупным кадыком, а соломенного цвета волосы выглядели так, словно ими занимались в школе парикмахеров, причем наименее перспективные ученики. Прищурившись, он посмотрел сквозь тонкие очки без оправы на Раффлса, который покончил с завтраком и направлялся обратно на свое место под солнцем, то есть на подоконник с видом на улицу. Когда животное улеглось, не обернувшись вокруг себя три раза, что убедительно доказывало — оно не собака, странного вида мужчина направил свои светло-голубые глаза в мою сторону.

— У него нет хвоста, — сказал он.

— У вас тоже, — заметил я, — но я не собирался об этом упоминать. Это мэнкс.

— Я слышал про них. Это бесхвостые кошки, правильно?

— Они их переросли. Как и мы с вами. Если вдуматься, зачем в наше время кошкам хвосты?

Я произнес эту фразу шутя, но он отнесся к ней вполне серьезно и задумался, судя по морщинам, набежавшим на его чело.

— Может, это как-то помогает им поддерживать равновесие? — предположил он.

— Он еженедельно посещает врача, — сообщил я. — И когда возникает проблема, мы не оставляем ее без внимания.

— Я имел в виду физически, а не физиологически.

Я предоставил ему возможность порассуждать о роли кошачьего хвостовидного придатка в обеспечении равновесия животного при передвижении в пространстве и об эволюционных преимуществах бесхвостых кошек с острова Мэн, который является их родиной, ограничив свой вклад в беседу периодическими «угу» и кивками. Мне не хотелось тратить на него свое остроумие, поскольку он, похоже, все равно не смог бы его оценить, а кроме того, мне не хотелось вдаваться в подробности происхождения Раффлса.

Если уж об этом зашла речь, признаюсь, я всегда сомневался, что Раффлс — действительно мэнкс. Он совершенно не похож на кошек с острова Мэн, фотографии которых мне неоднократно приходилось видеть, не говоря уж о том, что я никогда не замечал за ним весьма характерной для этой породы подпрыгивающей походки. Гораздо больше он похож на уличную разновидность серого полосатого кота, потерявшего хвост в некоем инциденте, о котором история умалчивает, и научившегося обходиться без оного.

Видит бог, он научился обходиться и без ряда других вещей, которые — предположительно — были когда-то ему свойственны. Хотя он по-прежнему ищет, к примеру, обо что поточить когти, от них осталось одно воспоминание — благодаря хирургическому вмешательству еще до того, как Судьба (и Кэролайн Кайзер) передоверила его мне. И хотя он обладает статью и характером выдающегося представителя мужской половины семейства кошачьих, два символа его мужского достоинства, увы, тоже подверглись аналогичному хирургическому вмешательству.

А поскольку это в принципе снимает проблему продолжения рода, то и вопрос о его родословной представляет разве чисто академический интерес. Я лично считаю его мэнксом и весьма выгодным приобретением. Как к этому относится он сам — меня не касается.

— …Гулливер Фэйрберн, — произнес мой посетитель.

Это привлекло мое внимание, которое до сего момента оставалось рассеянным. Я поднял голову и увидел его — глядящего прямо на меня широко раскрытыми глазами в ожидании ответа на вопрос, из которого я услышал только два последних слова. Я постарался сделать озадаченный вид, что мне удалось без труда.

— Позвольте мне объяснить, — произнес он.

— Наверное, так будет лучше всего.

— Все, что мне нужно, — заговорил он, — это ксерокопии. С оригиналами можете делать что угодно. Сами письма меня не интересуют. Меня интересует содержание. Я хочу знать, о чем они.

Я мог бы ему сказать, что найти эти письма так же непросто, как хвост Раффлса, но к чему спешить? Он стал для меня гораздо интереснее, чем когда рассуждал о моем коте.

— Простите, не знаю, как вас величать, — сказал я. — Меня зовут…

— Роденбарр, — перебил он. — Я правильно произношу?