Жан-Кристиан Птифис - Железная маска: между историей и легендой

В целом рассказ о темнокожем паже — причудливая смесь «непроверенных сведений» и «баснословных заблуждений», как признается и сам Пьер Мари Дижоль, — мне представляется весьма легковесным, и вовсе не потому, что истина не всегда кажется правдоподобной, а потому, что историк позволил увлечь себя в бездонную пропасть безосновательных предположений. Все, что мы знаем о скромной супруге Людовика XIV, женщине нежной и добродетельной, воспитанной в соответствии со строгим испанским этикетом, по-настоящему влюбленной в своего супруга, глубоко благочестивой, постоянной посетительнице монастырей, богослужений и исповедников, зажигавшей свечи во всех церквях (она была членом третьего ордена Святого Франциска и жила, по свидетельству очевидцев, как кармелитка), заставляет отвергнуть гипотезу о супружеской неверности королевы.

«Газета», «Мемуары» мадам де Мотвиль и переписка принца Конде и его сына, герцога Энгиенского, с польской королевой позволяют шаг за шагом проследить болезнь королевы и ее дочери, Маленькой Мадам: сорокачасовые молебны, заказанные во всех церквях, крестный ход у раки святой Женевьевы, посвящение младенца, состоявшееся 8 декабря, Непорочному зачатию. Королева поправилась, но инфанта 26 декабря умерла. «Газета» подробно описывает похоронную церемонию: выставление крохотного тельца на парадном катафалке, погребение в Сен-Дени и перенесение сердца ребенка в Валь-де-Грас. Такие подробности исключают даже мысль об инсценировке с целью ввести народ в заблуждение. Курфюрстина Баварская, вторая супруга брата короля, прямо заявляет об этом. «Неверно думать, — писала она 8 октября 1719 года, — что королева родила негритянку. Покойный Монсеньор, который присутствовал при родах, говорил, что принцесса была безобразна, но не черна. Невозможно было заставить людей поверить тому, что ребенок мертв, что девочку не отдали в монастырь Море близ Фонтенбло. Правда состоит в том, что девочка родилась безобразной и что она умерла — весь двор видел, как она умирала». [237] Charlotte-Elisabeth de Baviére . Correspondance. Paris, Charpentier, 1867. T. II. P. 165.

Паж королевы, не имевший никакого отношения к рождению крошки Марии Терезии, отныне не может претендовать на звание, впрочем, малоприятное, человека в железной маске! {46} 46 Согласно свидетельству принцессы де Конти, узаконенной дочери Людовика XIV и мадемуазель де Лавальер, мавританка была дочерью супругов-мавров, работавших в Версальском зверинце. Она была помещена в монастырь Море по просьбе ее родителей и по рекомендации мадам де Ментенон (Duc de Luynes . Mémoires. Paris, 1865. T. XV. P. 304). О тайне черной монахини см.: Louis Hastier . Vieilles histories, estranges enigmas. T. II, 1957. P. 101–128; Alain Decaux . La moress de Moret // Grands secrets, Grand enigmas. Trévise, 1966; Jacques Cayotte . Une énigme historique, la religieuse noire de Moret // Mémoires de l'Academie de Stanislas, 1974–1975; Bernard Caire . La Mauresse de Moret // La Revue de Moret et de sa region, 2 trim. 1990. № 116. P. 69–77.

Провал попыток найти след Эсташа Данже перед его арестом в начале августа 1669 года не должен обескураживать нас. По праву можно сказать, что установлено несколько достоверных фактов:

1. Человек в маске определенно не был высокопоставленным лицом, дворянином или богатым буржуа, это был обыкновенный простолюдин, неизвестного происхождения, невысокого общественного положения, «ничтожный человек», как говорили тогда. Этот незнакомец не был особенной личностью, способной привлечь к себе внимание. До своего ареста он исполнял обязанности слуги у какого-то хозяина или хозяйки, личности которых невозможно установить.

2. Этот человек в момент своего ареста знал какой-то важный секрет, о чем свидетельствует краткая фраза, содержавшаяся в письме Лувуа к Фуке от 28 декабря 1678 года: «…то, для чего он использовался до своего прибытия в Пинероль» (или, как было написано первоначально: «…то, что он видел»).

3. Этот же секрет, по всей вероятности, знал и бывший министр финансов Фуке, однако его не знал и не должен был знать Лозен.

4. У этого человека не было сообщников, во всяком случае, не опасались, что он совершит побег на пути в Пинероль. Комендант Воруа воспользовался очень немногочисленным эскортом: всего три человека из гарнизона Дюнкерка.

Если столь малозначительный человек обладал таким важным секретом, то сам собой напрашивается вопрос: почему от него просто не избавились? Один удар кинжалом темной ночью — и все было бы кончено. Король Франции никогда больше не услышал бы о нем, и ему не пришлось бы опасаться разглашения секрета. Каждый знает, что в случае необходимости мораль уступает место государственному интересу. Такова классическая аргументация. И вообще, по мнению Паньоля, не стали бы так сильно тратиться ради никому не известного человека, «которого можно было бы повесить за пять минут на веревке в 40 су». [238] Marcel Pagnol . Op. cit. P. 34.

Это представление ошибочно. Вопреки расхожему мнению, при Старом режиме казни без суда и следствия не практиковались, разве что в исключительно сложной политической ситуации, в состоянии большого кризиса, когда на карту ставилось будущее королевской власти. Так был убит герцог де Гиз в Блуа, так же Витри, капитан гвардии Людовика XIII, убил на мосту, ведущем в Лувр, барона Кончини. Людовик XIV иногда пользовался в отношении отдельных подданных своим правом высшего суда, но такие случаи были редки. В обычное время религиозное сознание, разлитое во всем обществе, запрещало расправу с человеком, хотя бы и очень скромного происхождения, предварительно не проведя судебный процесс по всей форме. Правда, и проведение судебного процесса по всей форме не гарантировало защиту прав отдельного человека, однако во всяком случае король, стоявший выше любой юстиции, по моральным соображениям не мог действовать как вульгарный убийца. Во время мятежа герцога де Монморанси Ришелье обратился с запросом в Рим, можно ли по соображениям государственного интереса тайно казнить отдельных лиц. Последовал отрицательный ответ, который приняли как решение высшей инстанции. Тогда-то и вошли в практику королевские приказы о заточении без суда и следствия. Они позволяли без особых церемоний навсегда упрятать в тюрьму опасного человека. Тот, кого запирали в глухом застенке, навсегда исчезал из мира живых людей, и его тайна умирала вместе с ним.

Хотя и совершались убийства во имя государственного интереса, множество лиц низкого происхождения долгие годы содержались в королевских тюрьмах на государственный счет, и это в конце концов становилось слишком дорого для государства. Например, Ла Ривьера, по всей вероятности, узнавшего секрет Эсташа, не убили. Не избавились подобным образом и от слуги Маттиоли. Сколь ни странно может показаться, ординарная юстиция (при Старом режиме ее называли делегированной юстицией) включалась в дело лишь тогда, когда не было оснований приговорить подсудимого к смерти. То, что произошло в так называемом деле о ядах, типично в этом отношении. Когда многие из обвиняемых стали возлагать ответственность на метрессу короля, мадам де Монтеспан, заявляя, в частности, что она служила черные мессы и собиралась отравить своих соперниц, мадемуазель де Лавальер и мадемуазель де Фонтанж, Людовик XIV прекратил судебный процесс. Подлинные или ложные, эти показания не должны были получить огласку, ибо они могли бросить тень на самого короля. Авторы столь опасных заявлений, общим числом семьдесят, были выведены из сферы компетенции судей. Счастливо избежав виселицы или костра, они оказались в различных тюрьмах и крепостях Французского королевства: Бель-Иль-ан-Мер, Сальс, Безансон, Сен-Андре-де-Сален и Вильфранш-де-Конфлан. 16 декабря 1682 года Лувуа поручил Шовлену, интенданту Франш-Конте, передать начальникам тюрем Безансона и Сен-Андре-де-Сален следующие инструкции: «Особенно я прошу вас рекомендовать этим господам воздержаться от выкрикивания глупостей, совершенно безосновательных, касающихся мадам де Монтеспан, пригрозив им суровым наказанием при малейшем шуме, так, чтобы они даже рта не смели открыть». [239] François Ravaisson . Op. cit. T. VII. P. 119. Таким способом надеялись навсегда похоронить секрет, известный только королю и нескольким его приближенным. Казнить виновников даже не собирались.