Жан-Кристиан Птифис - Железная маска: между историей и легендой

Попробуем продвинуться вперед по пути исследования тайны человека в маске, задавшись вопросом о природе секрета Эсташа. Был ли это опасный секрет? Секрет, например, ставящий под вопрос легитимность короля, как в гипотезе о таинственном брате, или честь королевы, как в версии о черном паже? Или, может быть, имел место низкий и подлый поступок, вина за совершение которого падает непосредственно на короля, и память об этом поступке хотели навсегда похоронить в тюремном застенке? Во всяком случае, письмо Лувуа Сен-Мару от 19 июля 1669 года, предписывающее принятие строгих мер предосторожности, позволяет предполагать дело, разглашение которого способно было иметь серьезные последствия для государства. Напомним некоторые из этих предписаний: необходимо, «чтобы было достаточно камер с двойными дверями, закрывающимися друг за другом, чтобы стражники не могли ничего услышать… чтобы вы лично раз в день приносили этому негодяю пищу на целые сутки и чтобы вы никогда, под каким бы то ни было предлогом, не слушали того, что он захочет сказать вам…».

И тем не менее, сколь бы удивительным это ни казалось, подобного рода фразеология не является чем-то необычным: она отвечает привычке к секретности, которая культивировалась в обстановке монархического Старого режима, в частности, в XVII веке. Тот же самый бюрократический и полицейский склад ума встречается как у Лувуа и Барбезьё, так и у Кольбера, Сенеле и Круасси. Мы только что видели, какие предписания существовали в отношении отравителей. Несколько дополнительных примеров покажут нам, что сходные предписания относительно безопасности имели своей целью скрыть отнюдь не какие-то страшные секреты, но полицейские операции или факты, которые в данный момент важно держать в тайне.

Вот инструкции, касающиеся другого заключенного: «Его Величеству угодно, чтобы о человеке, которого вам передадут, никто не знал и чтобы вы держали это дело в тайне, дабы никто не узнал, кем является этот человек». [240] Сенеле — Сен-Мару, 18 апреля 1689 года, A.N., Ol 33, f o 410 v°. Другое письмо: «Его Величество уполномочил меня уведомить вас о том, что Ему угодно, чтобы вы содержали арестованного со всеми необходимыми мерами предосторожности и чтобы никто не узнал, что он находится в ваших руках». [241] Лувуа — Сен-Мару, 19 апреля 1689 года, S.H.A.T., série Al, vol. 846. P. 104. Относительно того же самого заключенного Лувуа рекомендовал тюремщику «использовать двойные конверты для его писем, чтобы никто, кроме меня, не мог знать, что в них находится». [242] Лувуа — Сен-Мару, 24 мая 1689 года, S.H.A.T., série Al, vol. 849. P. 64. О чем идет речь? Какой секрет хотели таким способом скрыть? Вероятно, велик был этот секрет, раз министр не доверяет собственному окружению и сотрудникам почтовой службы, суперинтендантом которой сам он и являлся? Ничуть не бывало! В этой истории нет ничего экстраординарного: эти министерские инструкции касаются одного из пасторов-гугенотов, находившегося в заключении на острове Святой Маргариты в то же самое время, что и человек в маске, — Поля Карделя, судьбу которого хотели утаить от протестантской Европы. Принимая дополнительные меры предосторожности, хотели добиться того, чтобы никто с одного конца цепочки до другого ничего не узнал, начиная со стражников, врачей и хирургов, занимавшихся кровопусканием, лейтенанта, обеспечивавшего его повседневные потребности, и вплоть до чиновника военного министерства, получавшего письма от мсье де Сен-Мара.

30 ноября 1693 года Поншартрен писал Бемо, начальнику Бастилии: «Мсье де Ла Рейни доставит в Бастилию человека, для обеспечения безопасности которого вы, как угодно королю, должны принять особые меры. Для этого необходимо поместить его в самую надежную из имеющихся у вас камер и приставить к ней двоих человек, которых мсье де Ла Рейни укажет вам, дабы заключенный не мог общаться с кем бы то ни было как изнутри тюрьмы, так и извне…» Кто же был этот важный преступник? Человек совершенно незначительный, простой садовник Элиар из Кутанса, который расклеивал на воротах собора Парижской Богоматери «подстрекательские афиши»! [243] François Ravaisson . Op. cit. T. X. P. 12–16. Было бы ради чего стараться!

Еще один пример. Заключенные переводились из тюрьмы в тюрьму: читая министерские инструкции на сей счет, можно подумать, что от этого зависит судьба королевства! «Вы знаете, сколь важно, чтобы эти люди не говорили ни с кем и не писали никому во время пути: король рекомендует вам, чтобы их постоянно держали за руку и чтобы еду они получали лично от вас, как это вы делали с тех пор, как они доверены вашим заботам». [244] Барбезьё — Ла Праду, 20 марта 1694 года, уже цитировалось. Какую тайну хранят эти несчастные? Невелика их тайна, по правде говоря, ибо речь здесь идет о переводе четверых последних заключенных из Пинероля на Святую Маргариту: Маттиоли со своим слугой Руссо, ученика портного Жана Эрса и коммерсанта — полушпиона, полумошенника Ле Бретон, наших старых знакомых.

«Такова была система, суть искусства управления в соответствии с идеями управления XYII века, — писал Арвед Барин. — В то время, когда Лозен находился в Пинероле, от него скрывали все новости, вплоть до самых незначительных, с таким тщанием, как будто судьба Франции зависела от этого. Невозможно понять, какую пользу находили в этом». [245] Arvéde Barine . Un geôlier au XVII siècle // Revue de Paris, 1 juillet 1905. P. 26.

Такие крайние меры предосторожности были характерны не только для деятельности мсье де Сен-Мара. Эта традиция продолжилась и в XVIII веке. 10 февраля 1710 года Поншартрен писал своему преемнику Бернавилю: «Не могу не сказать вам, что вы и шевалье де ла Круа слишком много и слишком откровенно говорите с иностранными заключенными, которые содержатся у вас. Прошу вас помнить о том, что секрет и тайна ( так! ) — первейшая ваша заповедь. Ни мсье д'Аржансон, ни кто-либо иной из тех, кого я доверил вам, не должны видеть этих заключенных. Вы должны самым тщательным образом проинструктировать аббата Рено-до и мсье де ла Круа о необходимости неукоснительного соблюдения секретности». [246] Franz Funck-Brentano . Légendes et Archives de la Bastille. P. 28. Как писал Юнг, «в ту эпоху, когда все решалось по королевскому и министерскому усмотрению, во Франции было изрядное количество малых железных масок , каждая из которых конечно же вызывает к себе не меньший интерес, чем та, которой занимаюсь я». [247] Théodore Jung . Op. cit. P. 23–24.

В Бастилии, как только прибывал новый заключенный, охранники были обязаны закрывать лицо шляпами, чтобы не видеть его. [248] Constantin de Renneville . Op. cit. T. I. P. 32. «Такие же меры предосторожности принимаются и для того, чтобы один заключенный не мог узнать другого, — пишет мадам де Стааль-Делоне в своих «Воспоминаниях» , — поэтому начальник тюрьмы сказал мне, что не может освободить меня от обязанности закрыть бумагой мое окно, выходящее во внутренний двор крепости». [249] Mme de Staal-Delaunay . Op. cit. P. 161. В 1750 году хирург получил распоряжение не называть в своих отчетах фамилии заключенных, указывая лишь номера их камер: «В первой камере всю ночь была лихорадка, во второй — харкал кровью, в третьей всю ночь были колики, в четвертой было дано лекарство, в пятой задержка мочи…» [250] Arsenal, Mss. 12 602. и т. д. В 1717 году даже царю Петру Великому, совершавшему официальный визит во Францию, было отказано в посещении Бастилии. Он был вынужден довольствоваться лишь осмотром оружейной комнаты во входном павильоне. Еще и при Людовике XVI предписания на сей счет оставались столь же строгими. «Король, — писал барон де Бретей начальнику крепости де Лоне, — не дает разрешения на осмотр Бастилии изнутри, и вы должны знать лучше, чем кто-либо другой, сколь опасные последствия могли бы иметь место при несоблюдении существующих на сей счет строгих предписаний». [251] Hippolyte Monn . L'Etat de Paris en 1789, études et documents sur l'Ancien Régime. Paris, D. Jouast, 1889. P. 379.