Елена Яковлева - Маньяк по вызову

Мое терпение лопнуло.

— Как что? Вдруг это клочок одежды маньяка!

Нинон так расхохоталась, что даже сложилась пополам:

— Ой, не смеши меня. Посмотри-ка лучше туда!

— Куда? — не поняла я.

— Да вот сюда, сюда…

Я обернулась и увидела толстую проволоку из нержавейки, натянутую как раз на уровне моих глаз. Для чего она здесь?

— Так ты тут белье сушишь… — протянула я растерянно.

— Вот-вот, — кивнула Нинон, — правильно мыслишь. В последний раз я повесила сушиться полотенца и кое-что из нижнего белья, а за прищепками сходить поленилась. Поднялся ветер, и все мои тряпки разнесло по участку. Да мало того, пара лифчиков залетела к соседям. Хорошо хоть в тот день Витальки не было, только Ирка, покойница. Так мы с ней тогда полчаса по их замечательным лианам лазили, как обезьяны, лифчики снимали.

Я помяла в руке клочок белого шелка и позволила ему легко спланировать на ухоженную грядку настурций. Эх, какая версия пропала, хотя… Разве без меня не хватает бездельников для того, чтобы ловить маньяков и доказывать их вину? Только сегодня я насчитала троих, включая бывшего мужчину моих несбывшихся снов.

Поскольку вопрос происхождения дыры в заборе и кусочка шелковой материи на смородиновом кусте так прозаически разрешился, я вернулась к разговору о вернувшемся банкире:

— И что он говорит?

— Кто? — не поняла Нинон.

— Ну банкир твой, кто же еще?

— Как что? Жалеет, себя обвиняет в Иркиной смерти. И ведет себя как-то странно, взгляд неподвижный. Вот уж не думала, что он будет так убиваться… — Нинон помолчала, а потом добавила озабоченно:

— Слушай, я что подумала, как бы он чего не вытворил…

— В каком смысле?

— В каком-каком… В самом прямом. У него жестокая депрессия, что тут непонятного?

«В этом смысле мы с ним родственные души», — грустно подумала я, а вслух сказала:

— А родственники у него какие-нибудь есть?

Нинон ткнула пальцем в дужку очков.

— Откуда я знаю? Его родню я никогда не видела, зато у Ирки полно всяких дядюшек-тетушек. Если они все сбегутся, то бедного Витальку заедят, начнут пилить, на мозги капать, ох не завидую я ему…

Я кинула рассеянный взгляд на соседский дом, и меня словно в сердце кольнуло.

— Послушай, Нинон, может, нам сходить к нему, поговорить с ним?..

Нинон накрутила на палец один из своих ржаных локонов.

— Ты знаешь, я тоже об этом думала. Надо бы заглянуть к нему под каким-нибудь предлогом, ну, по-соседски, поговорить о том о сем, а заодно отвлечь от грустных мыслей. Нужно же помогать ближним!

И мы с Нинон отправились оказывать психологическую поддержку овдовевшему банкиру. Нинон первой подошла к двери, с которой уже была сорвана печать, и нажала на кнопку звонка, один раз, другой. Обернулась ко мне и озабоченно пробормотала:

— Что-то не отзывается…

— Может, спит… — неуверенно предположила я.

Нинон только пожала плечами, перестала выжимать из дверного звонка пронзительные трели и решительно стукнула кулачком по дубовой двери. Та в ответ приоткрылась с легким скрипом. Нинон, оглянувшись, посмотрела на меня, словно спрашивая совета, и шагнула через порог. Ясное дело, я поплелась за ней.

Банкирские апартаменты выглядели ничуть не хуже, чем у Нинон, мне они даже показались просторнее, вероятно, из-за светлых обоев, но особенно присматриваться мне было некогда, потому что наверху что-то отчетливо громыхнуло. Будто большой кусок штукатурки отвалился. Мы с Нинон, не сговариваясь, рысью ринулись наверх по модерновой лестнице.

Банкира мы обнаружили за ближайшей дверью. Он сидел на полу с выпученными глазами, физиономия пунцовая, полы махрового халата разошлись, обнажив поросшие рыжими волосками толстые ляжки, но все это еще цветочки. Хуже было то, что на шее у него болталась веревка, вернее, пояс от надетого на нем халата.

— Мамочки! — простонала Нинон и прикрыла рот ладонью. — Он хотел повеситься.

Она бросилась к банкиру, присела возле него на корточки и запричитала:

— Виталий… Да что же это такое, нельзя же так…

А этот здоровый мужик с толстыми ляжками расплакался, как ребенок, хлюпая носом и повторяя одно и то же:

— Я… я не могу так… Как же я теперь буду жить…

— Ну-ну, не стоит так убиваться, что же теперь… — Нинон развязала узел на поясе, все еще болтавшемся на банкирской шее. — Может, «Скорую помощь» вызвать?

— Не надо, нет, не надо, — замотал плешивой головой банкир. — Зачем «Скорая», у меня же все равно ничего не получилось…

— Вот и слава богу, — сочувственно вздохнула Нинон.

А безутешный банкир прибавил с трагическим пафосом:

— Даже это у меня не получилось, как и все остальное, впрочем… Семейная жизнь не сложилась… Думаете, я ее не любил? Думаете, я не любил Ирку?

— Мы так не думаем! — заверила его Нинон и, обернувшись ко мне, незаметно подмигнула: мол, совсем у мужика крыша поехала.

А убитый горем банкир продолжал исповедоваться по полной программе:

— Да я ее еще как любил, только не умел объяснить толком, может, потому она мне и не верила. Мне же красивые словеса разводить было некогда, все время дела, работа, и-эх… А она, видно, думала, что я к ней равнодушен, а я ведь любил ее, любил!

Последнее признание банкир произнес с отчаянием, почти выкрикнул, и Нинон поспешила развеять его сомнения:

— Мы верим, верим…

Несчастный вдовец отвернулся к окну, покусал пухлые, как у обиженного младенца, губы и выдал следующую порцию покаянных признаний:

— Идиот я, конечно, был, как все мужики, рассчитывал, раз у нее тряпок полно, а во французских духах можно купаться, то больше ничего и не надо, а ей, видно, тепла не хватало, да тут еще кризис среднего возраста… А я, дурак, все понять не мог, чего ей не хватает… Теперь понял, да слишком поздно…

Банкир все еще хлюпал носом, но уже пореже, да и стенания его приняли более практический характер:

— Да о чем я… Завтра же похороны, а я совсем расклеился. Ничего, сейчас я возьму себя в руки, сейчас возьму…

— Завтра похороны? — переспросила Нинон. — Так, может, помочь чем? Хлопот-то, наверное, много…

— Да, много, — уныло кивнул банкир, — но мои друзья и сотрудники меня от них освободили, уже подготовили все, что положено в подобных случаях. Я им очень благодарен, потому что сам бы не смог, наверное, а так… В общем, завтра в десять за мной придет машина, и я поеду, я поеду… хоронить мою Иринку, просто язык не поворачивается сказать такое. — И он с мольбой посмотрел на Нинон. — Поедемте со мной…

Я перехватила изумленный взгляд Нинон и сделала страшные глаза (должна признаться, что не люблю похорон), но эта самодеятельная самаритянка сделала вид, что ничего не поняла, и легкомысленно пообещала:

— Ну конечно, мы поедем. Правда, Женя?