Ольга Степнова - Фокиниада

Фокин пригладил волосы, натянул рубашку и джинсы. Предстояло умыться, но раковина находилась в туалете, а туалет располагался в конце коридора.

Включив кофеварку, Сева вышел из кабинета, но, от увиденного в панике заскочил обратно, снова закрывшись на ключ.

В коридоре, возле его двери, стоял письменный стол. На столе красовались компьютер, телефон, настольная лампа, письменные принадлежности и даже какие-то глупые статуэтки, которыми дамочки любят украшать своё рабочее место. За столом со страшно деловым видом восседала мадам Фокина.

– Всеволод! – закричала она. – Вы проснулись?! Я немедленно сварю вам кофе. Вы какой любите, эспрессо, латте, или американо?

– Пошла в жопу! – завопил Фокин в замочную скважину.

– Ясно, значит, чёрный, без сахара, – откликнулась секретарша-самозванка, чудесным образом угадав любимый Севкин кофе.

Умывание откладывалось на неопределённое время. Вообще всё откладывалось, пока эту чокнутую не заберут в психушку.

Севка решительно открыл дверь и увидел, как Фокина у подоконника колдует возле плиты, на которой стоит турка.

– Кофе из кофеварки – дрянь, – не оборачиваясь, пояснила старушенция. – Теперь будете пить настоящий.

– Откуда… откуда у вас стол, стул, компьютер, плитка и турка? – с трудом владея собой, выпалил Севка.

– Никодимыч нам всё это любезно предоставил.

– Кто это – Никодимыч?

– Завхоз. Вся эта мебель, оргтехника и даже турка с плитой входят в цену аренды. Кофе я правда купила на свои деньги. В счёт зарплаты.

Севка поперхнулся и закашлялся. Завхоз в этом учреждении славился суровым нравом и скупердяйством. У него лампочку было не выпросить, не то, что мебель, компьютер и телефон, не говоря уже о плите и турке…

Пока Севка осмысливал увиденное и услышанное, Фокина зашла в его кабинет, выключила кофеварку, схватила грязную чашку и сгоняла в туалет, чтобы помыть её. Через минуту на директорском столе стоял миниатюрный подносик с изображением аистов. На подносике дымился ароматный кофе, и стояли вазочки с кренделями, вареньем и сухофруктами.

Наверное, подносик тоже выдал Никодимыч в счёт арендной платы.

Варенье, кренделя и сухофрукты наверняка были приобретены Шапокляк на собственные средства в счёт будущей зарплаты.

Задохнувшись от возмущения, Севка пробрался к столу.

– Вы аферистка! – стукнул он кулаком рядом с подносиком. – Идите вы на… в… в Пицунду!!!

– Приятного аппетита. Если будут звонки, я вас соединю, – ответила Шапокляк и вышла из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Твою мать, – пробормотал Севка. – Она меня соединит…

Взяв подносик, он вышел на балкон и уселся в своё любимое плетёное кресло. Кофе из кофеварки действительно был порядочной гадостью, так чего добру пропадать…

Севка съел все кренделя, всё варенье и даже все сухофрукты, нарушив многолетнюю традицию своих завтраков, состоящих только из кофе и чёрного хлеба с маслом, посыпанного сахаром.

– Соединит она меня, – бормотал он с набитым ртом, – карга колченогая!

Позавтракав, он хотел было набрать номер скорой психиатрической помощи, чтобы цивилизованно и одним махом покончить со своей непрошенной секретаршей, но мобильный вдруг зазвонил у него в руке.

– Слушаю! – в сердцах рявкнул Севка.

– Здорово, Севун! – раздался радостный голос папани. – А я свидетелей тебе нашёл, Генку и Мишку. Они видели как поздно вечером твой блаженный коньяк на могиле пил!

– Как?! Сразу два свидетеля?! – обрадовался Севка.

– А когда папаня мелочился? – загоготал Генрих Генрихович. – Ты блаженному мой телефончик дай и скажи, что показания Генки и Мишки стоят всего ничего – две водяры и батон докторской колбасы. Или нет, колбасы не надо, три водяры пусть тащит.

– Лады, – засмеялся Севка и вдруг спросил: – Папань, тебе секретарша не нужна?

– Красивая?

– Не очень.

– Молодая?

– Тоже не очень.

– Тогда себе оставь. Помрёт, тогда привози, помогу, чем смогу.

– Понял, отстал. – Фокин нажал отбой и быстро набрал Говорухина.

– Александр Петрович, вам нужны свидетели, которые подтвердят ваше алиби?

– А как вы думаете?!! – с невероятным сарказмом закричал Говорухин. – Конечно, нужны! Или вы думаете, что эта стерлядь Котова, которую я без ума любил, кинется давать признательные показания?! Фига с два! От неё следователи уже на стенки прыгают! И все опять склоняются к мысли, что убийца – я! Так всем проще, – мрачно добавил банкир.

Фокин продиктовал банкиру телефон папани и сообщил таксу – три водяры и батон колбасы.

– Разорите вы меня, – буркнул Говорухин и отключился.

Фокин вернулся в кабинет, решив для поднятия духа пересчитать деньги, которые теперь по праву принадлежали ему. Едва он коснулся сейфа, как в кабинет без стука ввалилась Фокина.

– К вам Василий Петрович Лаврухин, – доложила она. – Вы сможете его сейчас принять?

– Вон! – заорал Севка, указывая на дверь. – Вон из моего кабинета!

– Вас просят вон! – сообщила старушенция Лаврухину, топтавшемуся у порога.

– Да не он, а вы вон! – затопал ногами Севка.

– Да не вы, а я вон! – улыбнулась Фокина Васе. – Проходите, пожалуйста. Чай? Кофе?

– Какао-порошок, – пробормотал Лаврухин, бочком протискиваясь к столу и усаживаясь на стул.

– Значит, чай с лимоном и сахаром, – опять улыбнулась Фокина и скрылась за дверью.

– Ну, ты понтов тут развёл! – восхитился Лаврухин. – Она что, правда чай с лимоном принесёт? Слушай, а зачем ты такую чучелу взял? Секретаршу должно хотеться шлёпнуть по попе, а эту хочется затолкать в шкаф и присыпать нафталином.

Севка плюхнулся в кресло и закинул ноги на стол.

– Что тебе надо? – без обиняков спросил он Лаврухина. – Чего припёрся?

– Трусы и бюстгалтер опять спёрли, – потупился Вася.

– Чего?! – подскочил Фокин. – Какие трусы?! Какой бюстгалтер?!

– Девчонки с первого этажа повесили бельё Говорухиной обратно на верёвку. А его опять спёрли! На этот раз по-настоящему! Девки рыдают, говорят, Ксения Сергеевна из больницы вернётся, на них кражу в особо крупных размерах повесит. Найди, Севка, вора, будь другом.

Севка побарабанил пальцами по столу.

– Ты в отпуске, или где? – ласково спросил он Лаврухина.

– Где! – огрызнулся Вася. – Сегодня утром из отпуска вышел. Меня после ночных гонок жена из дома выгнала, я у мамы живу.

– Вот и живи у своей мамы! – Фокин швырнул в Лаврухина зажигалку. – А ко мне с трусами не лезь! Не лезь! Не лезь! – За зажигалкой в цель полетели карандашница, пепельница, ножницы, блокнот и ботинок, который Севка в порыве гнева сорвал с ноги.

Прикрыв руками лицо, Вася бросился вон из кабинета. В спину ему полетел второй ботинок и чахлый цветок в горшке.