Ольга Степнова - Фокиниада

– А где камера? – огляделась Кристи.

– Не думай о камере, думай о результате.

– Хорошо. – Кристи закинула ногу на ногу и вошла в образ. Подмигнув облакам, она выпучила глаза на парней за соседним столиком.

– А от меня что требуется, Бунюэль? – буркнул Лаврухин. – Тоже подмигивать?

– Для начала скажи, ты ночью был у любовницы?

– Какой любовницы?! – возмутился Лаврухин. – Чего б я в обнимку с пивом утром сидел, если б ночью с любовницей кувыркался? Запомни, Фокин, я тёщу люблю, поэтому жене никогда не изменяю. А ночью я встречался с одноклассниками в кафе «Мангуста». Перебрал малость, голова раскалывается… – Лаврухин отхлебнул пиво и, держа его во рту как лекарство, закрыл глаза.

– Ясно, – помрачнел Фокин. – Лучше бы ты, Вася, бабу себе завёл, чем с одноклассниками встречался. Я всю ночь не мог тебе дозвониться. Режиссёром вот с перепугу стал. – Севка кивнул на Кристи, которая усердно подмигивала облакам и пялилась на парней, которые уже начали нервничать.

– М-м-м, – простонал Вася и, проглотив, наконец, пиво, спросил: – Ты про папаню пришёл узнать?

Ощутив комок в горле, Севка кивнул.

– Там дело – труба, – покачал головой Лаврухин. – У Генриха в сторожке нашли домашнее вино, водку и одеколон «Гвоздика», похищенные у зарезанных жертв. На вопрос, откуда у него всё это, Генрих Генрихович мычит что-то невразумительное, типа «нашёл».

– А нож? Клинок, которым он убивал, тоже у него нашли?!

– Генрих говорит, что все ножи выбросил от греха подальше, а куда – не помнит.

– Идиот, – чуть не заплакал Севка. – Все мозги пропил! Что, и опечатки его есть?

– Только на бутылках. А в домах у потерпевших никаких отпечатков нет. Следователь считает, что он убивал в перчатках.

– У папани отродясь перчаток не было! Он в сорокоградусный мороз в варежках ходит! – не выдержав, заорал Севка. – Этим вашим следователям лишь бы козла отпущения найти! Не убивал никого папаня! Он пьяный и мухи не обидит!

– А трезвый? – нагнувшись к нему, тихо спросил Лаврухин. – Трезвый он какой?

– А никакой, – тоже шёпотом ответил Фокин. – Я трезвым его последний раз видел, когда мама жива была.

– Вот видишь, – Вася залпом допил пиво. – Папаня твой наверняка страдает белой горячкой и сам не ведает, что творит.

– Нет у него белой горячки! У него боль душевная и… беспокойство за мир во всём мире. Не виноват папаня.

– Да верю я, что Генрих Генрихович никого не убивал! – Лаврухин швырнул пустой пластиковый стакан в урну. – Просто я пытаюсь показать тебе, как рассуждает следствие. Такие, как твой папаня, всегда в группе риска, на них проще простого повесить любое преступление. А уж что эти алкаши в своих показаниях несут… – Вася махнул рукой. – Никакой адвокат им не поможет.

– Адвокат! – треснул себя по лбу Севка. – Нужно срочно нанять хорошего адвоката!

– Найми, – пожал плечами Лаврухин. – Хотя и так ясно, что дело тёмное. Скорее всего, маньяк орудовал.

– У жертв всех маньяков есть что-то общее, – возразил Севка. – А тут такой разношёрстный народ! Что может быть общего у дедушки-пчеловода, физика-ядерщика, двух молодых девиц, известного диджея, пенсионерки, сорокапятилетнего мужика и подданной Испании, которая приехала погостить к родственникам?

– Дачи в «Соколике».

– Ты хочешь сказать, что кто-то решил уничтожить всех владельцев дач?

– Не всех, а только тех, кто воевал с руководством кладбища из-за мусорной свалки.

– Точно! – подхватил Севка умную мысль. – Папаня рассказывал, что старые памятники, венки и другой мусор землекопы выбрасывают за ворота кладбища, а дачники возмущаются образовавшейся свалкой! Они даже организовали инициативную группу, которая пишет жалобы и приглашает прессу на «место преступления». У папани пару раз интервью брали на тему, что он думает по этому поводу как работник кладбища. Папаня сказал, что со свалкой бесполезно бороться, потому что мусор был, есть и будет, а если покопаться в нём, то можно найти много пластиковых бутылок и пакетов, которые выбрасывают сами дачники. Постой, Лаврухин, так это что же получается? Кто-то вырезал всю инициативную группу?! Но тогда выходит, что орудовал никакой не маньяк, а… кто-то… из работников кладбища?

– Сам видишь, что это плохая идея, – вздохнул Лаврухин. – И в первую очередь потому, что под удар опять попадает Генрих Генрихович, который в интервью одобрял эту свалку. Не забывай, у него нашли спиртное, которое пропало из домов жертв.

– Поехали! – вскочил Севка.

– Куда?

– В «Соколик»! Нужно срочно поговорить с кем-нибудь, кто в курсе этой заварухи со свалкой.

– Ты обнаглел, Фок? Я на работе.

– Опохмеляешься!

– Гад! Я тебе, конечно, сочувствую, но не могу же я всё бросить и носиться с тобой по городу. Всё, что мог, я для тебя сделал. Только не талдычь мне про взаимовыручку, я и так всю оперативную информацию тебе слил.

– Значит, не поедешь? – прищурился Севка.

– Нет! Не имею права, я же при исполнении. А если честно, – скуксился Вася, – голова болит, сил нет. Да ещё ботинки новые за каким-то чёртом надел, жмут как сволочи.

– Голову принимаю, а про «не имеешь права» и новые ботинки будешь одноклассникам рассказывать.

Севка резко встал и хотел позвать Кристи в машину, но к столу подошли парни, сидевшие за соседним столиком.

– Слышь, чего твоей бабе от нас надо? – сурово спросил черноволосый бугай, похожий на дальнобойщика.

– А что она делает? – поинтересовался Севка.

– Глазами ест.

– Очень сильно ест, – подтвердил второй парень, тоже похожий на водителя фуры. – Моральный ущерб, так сказать, наносит.

– Я тебе что сказал делать? – Севка взял Кристи за подбородок и заглянул в её бессмысленно-голубые глаза. – Я тебе сказал на небо смотреть и чирикать как воробей.

– Чирикать?! – с ужасом переспросила Кристи. – Чирик-чирик! А камеры где? – завертела она головой. – Чирик-чирик!

– Возмещать будем? – нахмурился черноволосый.

– Что? – не понял Фокин.

– Моральный ущерб!

– Чирик-чирик! – не на шутку разошлась Кристи.

– Мне б самому его кто возместил. – Севка рукавом вытер пот со лба. – Молчать! – заорал он на Кристи. – Играем рыбу. Рыбу играем! Треску с крючком в губе.

– Хотите, я вам моральный ущерб возмещу? – подошёл к парням Вася. – Лейтенант Лаврухин, – представился он, отдавая честь. – Документики предъявите.

Парни попятились, сшибая пластиковые стулья.

– Мы это… пошутили, лейтенант. Какие документы в пивнушке с утра? Только сушняк и опохмельняк… – Они ретировались, а Севка хлопнул Лаврухина по плечу.

– Хоть какой-то от тебя толк, – сказал он и пошёл к машине.

– Чирик! – засеменила за ним Кристи. – Чирик!

– Я тебе что сказал делать? – строго спросил её Севка.