Ингрид Нолль - Благочестивые вдовы

Она взяла чашку.

Я наврала что-то про извечные метания моей немецкой души и переадресовала ей тот же вопрос.

– Honey, [62]– сказала она, нервно суча иссохшими пальцами, – какая мысль сразу напрашивается: Cherechez l'homme! [63]Если женщина в возрасте элегантности делает себе подтяжку лица, хотя в общем-то не собиралась, становится набожной, начинает жертвовать деньги направо и налево или же, наоборот, предается пороку. Вдруг бросается то в марксизм, то в буддизм, чтобы в конце концов решиться переехать на другую сторону земного шара, – все это неспроста, всегда за этим стоит мужчина и страсть. Потом, конечно, она раскается в своих радикальных поступках, как я, например…

Ничего себе! В пятьдесят с лишним гоняться за мужчинами! Хотя почему бы и нет? Боясь показаться бестактной, я не задавала вопросов. Но и не понадобилось: помолчав, Пам продолжила свою лав-стори:

– Замужем я была трижды. Вы, наверное, скажете, что пора остановиться? Да я бы рада… Вот сижу теперь одна в этой глуши, помираю от скуки.

– А почему бы вам не вернуться в Америку? – спросила я, с участием, естественно.

– Хороший вопрос, сама себе его постоянно задаю. Мы так и не поженились, я и мой italiano… наверное, к счастью. А то пришлось бы потом разводиться в четвертый раз, с той лишь разницей, что на сей раз мне не досталось бы ни цента. К тому же я узнала, что этот неблагодарный жиголо связался с двадцатилетней вертихвосткой!

Она метнула на меня яростный, ненавидящий взгляд, будто все молодые женщины – потенциальные гетеры. С самым невинным видом я захлопала глазами: чего это она, а?

Пам опомнилась, устыдившись собственного поведения.

Садовник все не возвращался. Памела время от времени бросала взгляд на часы – чем дальше, тем чаще. В один из моментов я тоже не удержалась, чтобы не оглянуться на них. Бог ты мой! Барокко, не меньше! Такие напольные часы я видела в каком-то антикварном салоне, но стоили они слишком дорого даже для Коры.

Подали оливки и соленый миндаль, хозяйка предложила выпить – налила себе виски, мне – кампари. В соседней комнате зазвонил телефон, и Пам вышла. Легче легкого налить ей метадон в бокал.

– Звонил. Умберто. «Феррари» в деревне, той, что внизу. Стоит в мастерской, но забрать машину можно только завтра. Если хотите, он отвезет вас обратно, во Флоренцию.

Я покачала головой:

– Мне бы не хотелось доставлять вашим людям столько хлопот. Кроме того, завтра придется возвращаться за машиной. Я бы переночевала в Кастеллине. Вы знаете там какую-нибудь приличную гостиницу?

От выпитого Пам стала необычайно щедра:

– Оставайтесь у меня. Нет ничего проще! В доме полно места. У меня несколько комнат для гостей, а вот гостей почти не бывает. Честно сказать, мне опротивело ужинать в одиночестве. А в ресторан одна не очень-то сходишь: всюду осуждающие взгляды местных зануд. Вы доставите мне удовольствие.

А дамочка, однако, кривляка! Что она еще придумала, в Италии можно ходить одной в ресторан, все же не в Иране!

Домработница, молодая итальянка, шла впереди, показывая дорогу в одну из комнат для гостей: стройная девушка с тонкой талией, подчеркнутой лентами от передника, ноги, пожалуй, крупноваты. Светло-каштановые кудри собраны на затылке. Странно, видев несколько раз, я толком ее не заметила. Теперь же, когда она улыбнулась мне, придерживая дверь, я вдруг обратила внимание, что она очень красива, но не классической жгучей итальянской красотой, а полна неброского, светящегося очарования.

На кровати меня уже поджидала красная пижама в китайском стиле и дорожный косметический набор с эмблемой американской авиакомпании. Девушка сказала, что миссис Ланчит просит прощения, но ей захотелось прилечь.

– Не нужно ли вам еще чего-нибудь? – Она медлила в дверях, изучая меня добродушным взглядом.

– Как вас зовут? – спросила я.

– Лючия. – Девушка поправила локон, выбившийся из прически.

– Я заметила в саду отличный бассейн… Памела любит плавать? А вам позволяет?

Лючия распахнула большие серые глаза:

– Я никогда не просила: боюсь воды. Памела поначалу плавала, но потом ей кто-то рассказал, что там утонул прежний хозяин, и она стала обходить бассейн стороной. Впрочем, я думаю, просто нашлась удобная причина не лезть в воду – уж слишком она любит бездельничать в шезлонге, нацепив солнечные очки.

– Сушит свою змеиную шкурку! А я-то считала американцев фанатами фитнеса!

Вот и отлично! Скажу Коре, что угостила Пам метадоном, но нужного эффекта не последовало: она просто недвижима.

– Вам нравится здесь работать?

– Конечно! – заверила меня Лючия, как-то странно посмотрев в коридор. – Хлопот не много, вечером она позволяет мне уезжать домой, хотя не отпускала, пока не привыкла к здешним местам. К счастью, иностранцы едят очень мало…

– Вы служили у иностранцев?

– Да. А эта ест меньше всех. Чем только жива, непонятно!

Мы засмеялись, перемигиваясь, как заговорщицы, потешаясь над чудными привычками янки.

– Хорошо, что вы можете пораньше возвращаться домой. Такой красивой девушке наверняка есть к кому торопиться!

– Да, жизнь – не только уборка и готовка… – Мечтательная улыбка приоткрыла ее коралловый рот. – Дино приезжает за мной каждый день. А по выходным я обычно свободна!

Тут выражение лица девушки стало совсем неприличным, и я сделала вид, что валюсь с ног, чтобы прекратить разговор. Озадаченная, Лючия задергивала плотные гардины. Похоже, она думала: «Не слишком ли я разоткровенничалась с гостьей?»

Понимаю Дино. На его месте я бы тоже не прошла мимо такой девушки. Но этот ходок должен жениться на ней быстрее, иначе она найдет кого-нибудь еще. Такая будет счастлива, лишь став женой и матерью. А Дино не нужны ни дети, ни заботы… Впрочем, это не мои проблемы.

В самом деле, я ненадолго уснула. Мне приснился покойный англичанин. Он восстал из мертвых и требовал назад свои владения. Сон был неприятный, я обрадовалась, что проснулась. Точно ли проснулась? Я оглядывалась вокруг, удивляясь, что лежу в затемненной спальне на тосканской вилле, словно попала внутрь сновидения.

Все правильно. От этого дома не отделаться даже во сне.

Спать больше не хотелось, и я стала слоняться по комнатам и коридорам, но, не встретив никого, кто бы мог составить мне компанию, вернулась к себе, залезла обратно в кровать. Рядом, на книжном стеллаже, стояло несколько художественных альбомов. Специально для скучающих гостей. Я притянула к себе один. Книга оказалась академическим исследованием жизни и творчества американской художницы Мэри Кассат, написанным Памелой Ланчит. Напрасно я недооценивала Пам.

И комнату для гостей украшали картины, выдававшие пристрастие хозяйки к импрессионизму. Но рядом с Матиссом все они – просто куски гофрокартона! Пакет с моей картиной лежал возле кровати, на мраморном полу с зелеными прожилками. Не вставая с кровати, я вынула из пакета свое сокровище, сняла наволочку.