Элизабет Питерс - Неугомонная мумия

Лицо человека с пистолетом показалось мне знакомым. По-моему, один из «дьяконов» отца Гиргиса. Его напарника я видела впервые. Он заговорил, и я узнала каирский выговор.

– Тебя нелегко убить, о Отец Проклятий. Посмотрим, сможет ли поразить тебя пуля, раз не удалось похоронить заживо...

Словно в ответ на эти слова, львенок издал пронзительный жалобный вой. Другой негодяй злобно пнул клетку.

Львенок испуганно умолк, а из глубины комнаты раздался звучный голос, произнесший на безукоризненном арабском:

– К убийству мы прибегнем только в том случае, если мистер Эмерсон не оставит нам иного выхода. Разве пророк не оторвал свой рукав, чтобы не тревожить спящую кошку?

Человек шагнул в круг света, отбрасываемого лампой. Темный тюрбан, черное одеяние, черная борода... Отец Гиргис!

От изумления я чуть не выронила зонтик.

– Вы?! Это вы Гений Преступлений?

Отец Гиргис рассмеялся и ответил на превосходном английском:

– Какой драматический псевдоним, дорогая миссис Эмерсон. Я всего лишь глава преуспевающей фирмы, которой ваше семейство решило помешать.

Эмерсон спокойно заметил:

– Вы превосходно говорите по-английски. Уж не наш ли вы соотечественник, любезнейший?

«Отец Гиргис» улыбнулся:

– Я свободно говорю на большинстве европейских языков. Гадайте, дорогой профессор, гадайте! Вы с супругой обожаете совать нос не в свое дело. Если бы вы не заявились сюда, то вашим жизням ничего бы не угрожало, поверьте.

– И скоротечный остаток своих дней мы провели бы замурованными в пирамиду, да? – язвительно осведомилась я.

– О, вас бы освободили, как только мы покинули бы Дахшур, дорогая моя миссис Эмерсон. Убийства не по моей части.

– А как же настоящий священник Дронкеха? Не сомневаюсь, каирский патриарх понятия не имеет, что его наместника подменили. Что вы сделали с беднягой?

В черноте огромной бородищи сверкнули белые зубы.

– Почтенный старичок наш гость. Он из первых рук знакомится с земными радостями, которых до сих пор сторонился. Заверяю вас, если ему и грозит какая-то опасность, то только духовного свойства.

– А Хамид?

В глубоко посаженных глазах сверкнула искра.

– Да, я бы с удовольствием покарал предателя, но, увы, кто-то опередил меня.

– И вы рассчитываете, что мы поверим? В жизни не слышала более бесстыдной лжи!

– Амелия, – пробурчал мои муж, – нет никакого смысла раздражать этого господина.

– Ничего страшного, профессор. Мне все равно, верит мне миссис Эмерсон или нет. Я здесь по делу. Меня интересует некая вещь...

– Эта? – Я потрясла зонтиком, и прислужники негодяя подскочили.

«Отец Гиргис» прикрикнул на них, затем расцвел еще в одной белозубой улыбке:

– У вас очаровательный зонтик, но пусть он останется при вас. Вы, должно быть, решили, что я охочусь за обрывком манускрипта, который попал к вам в руки? Ну-ну, вы плохо обо мне думаете, дорогие мои. Нет, я пришел совсем за другим... Вот за этим. Он достал из-за пазухи коробочку и снял крышку. В мягком свете лампы замерцало золото, засияла бирюза, искрами вспыхнули ярко-синий лазурит и красно-оранжевый сердолик. У меня перехватило дыхание.

– Нагрудное украшение Двенадцатой династии.

– Еще одно нагрудное украшение Двенадцатой династии, – поправил «отец Гиргис». – А также ожерелье из золота с сердоликовыми бусинами и такие же браслеты. Это сокровище когда-то принадлежало принцессе эпохи Среднего царства, оно было надежно спрятано под основанием ее гробницы, так что никому до сих пор не удалось его обнаружить. Это уже второй такой тайник, который мы нашли в Дахшуре, миссис Эмерсон. И если бы не ваш непоседливый отпрыск, этим бы дело не ограничилась. Последние несколько недель ваш очаровательный малыш непрерывно ковырялся у Дахшурских пирамид. Один из моих людей видел, как он нашел гробницу принцессы и извлек эти драгоценности, но мы не стали лишать мальчика игрушек, понадеявшись, что он угомонится. Да не тут-то было... Вы балуете ребенка, миссис Эмерсон. Скольким мальчикам его возраста разрешают вести самостоятельные раскопки?

Я уже собиралась ответить, когда увидела кое-что такое, отчего у меня кровь застыла в жилах. К зарешеченному окну прижалось лицо, искаженное жуткой гримасой. Я бы его не узнала, если бы не длинный нос, просунутый между прутьями решетки.

Рамсес!

Лжесвященник продолжал:

– К сожалению, таковы неизбежные превратности моего ремесла. А теперь я вынужден просить разрешения покинуть ваше приятное общество. Нужно оповестить тружеников, которые в поте лица обыскивают вашу комнату, что я нашел нужные предметы. Итак, прощайте, дорогие мои. Надеюсь, мы больше не увидимся.

И «отец Гиргис» непринужденно двинулся к двери.

Люди в тюрбанах уставились ему вслед. Эмерсон стоял спиной к окну, тоже провожая взглядом главаря злодеев. И лишь я одна видела, как трясутся деревянные прутья решетки. Внезапно решетка повернулась, и тут я поняла, как Рамсес мог незаметно уходить и возвращаться по ночам. Что же делать?! Приказать ему оставаться на месте, не привлекая внимания, я не могла. Оставалось лишь повернуться к чаду спиной и представить, какому наказанию я подвергну это пронырливое и непослушное существо.

Последняя колкость Гения Преступлений осталась без ответа, хотя на языке так и вертелось: «Ну уж нет! Мы непременно встретимся! Я не успокоюсь, пока не выслежу тебя и не положу конец твоим гнусным козням».

Однако Эмерсон терпеть не может, когда последнее слово остается не за ним.

– А нас вы оставляете на растерзание своим прихвостням? Ну да, грязную работу вы поручаете другим. Но наша кровь будет на вашей совести, негодяй!

«Отец Гиргис» послал нам от двери еще одну чарующую улыбку:

– Дорогой мой профессор, не будет пролито ни капли крови! Смиритесь с неизбежным. Мои люди получили приказание связать и...

Гений Преступлений осекся.

Окно распахнулось, и в комнату ввалился Рамсес. Быстро вскочив на ноги, он ринулся к злодею:

– Отдайте! Это мое!

Удивительно, но детский писк напоминал рык родителя.

Гений Преступлений расхохотался:

– Бесенок сатаны! Держи его, Мустафа!

Мустафа злобно ухмыльнулся и небрежно выбросил вперед руку. Удар пришелся Рамсесу прямо в грудь и сбил его с ног. Наш бедный сын отлетел к стене и сполз на пол.

Я услышала рев Эмерсона, щелчок пистолета. Но ничего не увидела... Меня вдруг объяла кромешная тьма, словно облако густого дыма. В ушах грохотало и скрежетало...

Прошла целая вечность, прежде чем чьи-то руки встряхнули меня и чей-то знакомый голос прокричал:

– Пибоди! Пибоди!

Туман перед глазами рассеялся. Я по-прежнему стояла посреди комнаты, сжимая в руках зонтик...

Тряс меня, разумеется, Эмерсон. На свете не сыщешь еще одного столь же деликатного человека.