Иоанна Хмелевская - Зажигалка

Ну и куда подевались все эти благие намерения, начиная с дипломатичности?

— Говорите сразу — вы порядочный человек или тоже мошенник? — набросилась я на ближайшего родича покойника еще в прихожей.

Кажется, поражены были все. Подумаешь! Не первый раз в жизни я такое отмочила, могли бы и привыкнуть.

Не знаю, как там с порядочностью, но глупым братец не был, это точно. Вздрогнув от неожиданности, он сразу понял смысл вопроса и не стал притворяться, что не понимает.

Во всяком случае, он ответил сразу же, не скрывая раздражения и гнева, все еще в прихожей:

— Может, я и законченный подонок, не знаю, хотя ничего приятного нет носить на себе фамильный горб. Но и поносить собственного брата, к тому же недавно погибшего, — отвратительно. Что с того, если уже с пятнадцати лет мы фактически порвали отношения, меня в семье — он с сестрой — считают выродком, и я от них сбежал подальше. Среди чужих, тех, с кем я последнее время общаюсь, меня считают человеком честным, а тут — не успел приехать, как на меня все и навалилось. И что прикажете делать? Отвечать за брата не могу, но и катить на него бочку не стану. Повторяю, что же мне делать? Притвориться идиотом?

Здорово, должно быть, накипело у него на душе, если он так, с ходу, излил на нас все, что думал. Выходит, знал о махинациях брата и это было ему не по нраву. Вырвалось искренне, никаких сомнений. Действительно, он оказался в нелегком положении. Проблема…

— Нет, притворяться идиотом не надо, — попросила я, очень смущенная своей выходкой. — Вы уж меня извините, вырвалась глупость. Просто захотелось сразу же понять, с кем имеем дело… наверное, я слишком поторопилась.

Брат пана Мирека тоже немного успокоился.

— Я не знаю, кто вы и зачем мне понадобилось сюда приезжать, мы встретились при весьма… странных обстоятельствах. — Он бросил взгляд на Юлиту. — О смерти брата знаю лишь, что его убила какая-то девушка, по крайней мере, так утверждает моя сестра. С полицией я еще не общался.

Он требовал ответа, и я засомневалась. Попыталась поставить себя на его место, что бы я чувствовала и как действовала, застав на месте преступления в своем доме каких-то подозрительных людей. И богатое воображение мне подсказало — да, я вела бы себя точно так же, как он. Если бы мне честно и откровенно сказали правду — поверила бы этим совсем незнакомым людям, а если бы они с ходу принялись выкручиваться и вешать лапшу на уши, сразу бы почувствовала — лгут. Эти не хотели лгать и попросили его приехать ко мне, ведь только я решаю, сказать ему все или нет.

— Пан Ришард, а вы что об этом думаете? — обратилась я за помощью к спокойному и рассудительному другу.

— Я считаю — сумею доказать свою невиновность. Ну, если придется доказывать. Думаю, пани Юлита тоже. Все равно рискуем. Я бы сказал правду.

— Тогда пошли, присядем хоть где-нибудь.

— В гостиной, — подхватила Малгося. — С видом на кошек. Ведь они действуют умиротворяюще…

В гостиной одиноко сидела Марта, ведь Малгося с Витеком тоже выскочили в переднюю, где сразу стало тесно. Скоро так же тесно стало и за столом в гостиной. Вся надежда была на кошек, возившихся на террасе за большим окном.

Собеслав очень отличался от Мирослава. Тот сразу распушил бы перья, принялся очаровывать дам и засыпать нас бесконечными комплиментами, особенно Юлиту и Марту, а возможно, и меня, не говоря уже о Малгосе, делал бы вид, что чувствует себя прекрасно, вообще счастлив оказаться в нашем обществе, и постарался бы понравиться всем вместе и каждому в отдельности. Собеслав сидел молча и ждал сосредоточенно и напряженно.

Я пошла в кабинет и вернулась с проклятой зажигалкой. Шмякнула ее на стол.

— Вот она, причина всех наших несчастий и глупостей, которые приходится вытворять ради того, чтобы ее найти. Можно сказать, солитер в нашем общем теле.

Очень понятно, правда?

Собеслав смотрел на общего солитера, уже окончательно отказываясь что-либо понимать. И как-то совсем уж безнадежно произнес:

— Если б я хоть что-то понял…

Малгося призвала меня к порядку:

— Тетя, опомнитесь! Ведь еще немного — и человек всех нас примет за ненормальных.

— Чему я вовсе не удивлюсь, — пробурчал Витек.

— Но с нее же все началось, — попыталась я оправдаться. — А рассказывать человеку надо с начала, с конца не получится, в конце он застал взломщиков в своем доме. В начале же мы были не преступниками, а пострадавшими, то есть пострадала, собственно, одна я, а вы как хотите.

Тут меня уже без оговорок попросили заткнуться и помолчать. И правильно сделали. Всю тяжесть объяснений взяла на себя Малгося, потом подключилась с робкими дополнениями Юлита, потом пан Ришард со свойственной ему основательностью и любовью к порядку И в результате, когда мне вернули право голоса, пан Собеслав выглядел совсем другим человеком. Слушал он с интересом, хотя создавалось впечатление, что порой не верит своим ушам.

Художник взял в руки причину всех недоразумений и принялся внимательно разглядывать зажигалку.

— Значит, вы ее все же нашли в нашем доме, — обратился он почему-то к Юлите. Он вообще почти не сводил с девушки глаз, и теперь уже спросил то, что, похоже, давно собирался. — Сестра описывала вас совсем другой, и я опять не очень понимаю… Но не стоит об этом. Вот, значит, какой предмет вызвал всю эту заваруху?

Я раздраженно перебила гостя:

— Да в том-то и дело, что вовсе не этот предмет! Ну вот, опять не позволите мне говорить? Я попытаюсь нормально пояснить. Украдена моя зажигалка, точно такая же, как вот эта. А эту пан Ришард с Юлитой нашли на месте преступления и забрали, были уверены, что это моя. Они ее много раз видели в моем доме в этой комнате. Но я разглядела ее и пришла к выводу — не моя. Откуда такое могло взяться у вашего брата? Это очень редкая вещь.

— Понятия не имею, — ответил Собеслав, поставив зажигалку на стол. — Она стояла на полке в гостиной нашего дома уже несколько лет, пять или шесть, я обратил на нее внимание, еще когда брат показывал мне наш новый дом и хвастался. А я, как всегда при встрече с братом, был злой и раздраженный, мне ни на что не хотелось смотреть, я просто тогда на нее глянул, но не рассматривал. Может, он ее купил?

Я горячо возразила:

— И речи, быть не может! Вы оба, и вы, пан Собеслав, и ваш покойный брат, слишком молоды, а вот я помню, что тогда, когда она мне досталась — лет тридцать назад, и я тоже была молода, ее купили в Копенгагене, в магазине художественных изделий «Иллум». И нельзя сказать, что их там продавали, всего один раз и продали. И вообще там продавали вещи или только в нескольких экземплярах, или и вовсе в одном, как, допустим, мебельный гарнитур работы Якобсона. Это самый дорогой магазин в Дании. Мода на настольные зажигалки держалась недолго, а таких, как эта, я нигде не встречала.