Валентина Мальцева - КГБ в смокинге. Книга 2

— Детали мне пока неизвестны, — ответил генерал-лейтенант Юлий Воронцов, начальник Первого управления КГБ. — Думаю, к вечеру буду иметь полную информацию…

Воронцов осторожно взглянул на гладкое, чуть одутловатое лицо шефа, уставившегося в какую-то точку поверх головы генерал-лейтенанта, словно проверяя, достаточно ли спокоен Андропов для продолжения столь щекотливой беседы. Вообще говоря, с приходом Андропова в центральный аппарат порядки в КГБ резко изменились. Истерики, топанье ногами, бесконечные угрозы начальства в адрес подчиненных, скоропалительные решения, непрофессиональные выводы, словом, все эти угловатые атрибуты, присущие стилю партаппаратчиков, «выдвинутых» в органы, ушли в прошлое. Юрий Андропов был в высшей степени умным, тонким и прагматичным политиком. Воронцов полностью отдавал себе отчет в том, что с нынешним председателем работать легко и приятно. И тем не менее генерал, служивший в центральном аппарате КГБ почти тридцать лет, довольно часто, особенно в экстремальных ситуациях, ловил себя на мысли, что куда охотнее имел бы дело с тупым и ограниченным выдвиженцем, нежели с этим напоминавшим академика человеком, в глазах которого читались лишь легкая снисходительность и почти неуловимый налет усталости. Ибо просчитать выводы Андропова, а значит, обрести крайне необходимое для работы в столь сложной организации душевное спокойствие, не удавалось почти никому.

— Вы хотите сказать еще что-то, Юлий Андреевич? — тихо спросил Андропов, посмотрев прямо на Воронцова.

— Да, Юрий Владимирович. Конечно, еще рано делать окончательные выводы, но, думаю, и время терять тоже нет смысла…

— О чем вы?

— Меня беспокоит отсутствие тел Тополева и Мальцевой.

— Я сужу о ситуации, исходя из вашей оценки происшедшего в Волендаме… — Андропов говорил медленно, словно пробуя на вкус каждое произносимое слово. — Вы, Юлий Андреевич, довольно четко обрисовали профессиональный портрет Мишина. Да и число трупов, которые этот гражданин оставил после себя в Буэнос-Айресе и там, в Голландии, подтверждают вашу оценку. Что же вас в таком случае беспокоит?

— Я допускаю, что эти двое, возможно, живы.

— Любопытно… — не отрывая от генерала сочувственного и в то же время тяжелого взгляда, Андропов налил в хрустальный стакан боржоми и сделал маленький, аккуратный глоток. — Весьма любопытно. Мне бы очень хотелось, Юлий Андреевич, чтобы в своих опасениях вы оказались неправы.

— Мне тоже, Юрий Владимирович, — вздохнул Воронцов.

— Ну-с, посмотрим, что мы имеем в том случае, если вы все-таки не ошибаетесь.

— Ничего хорошего, — буркнул генерал-лейтенант.

— Если можно, поконкретней, — Андропов сделал второй глоток и аккуратно отставил стакан.

— Ну, я ставлю себя на место Мишина… — Воронцов сидел за приставным столом, положив обе руки на неизменную синюю папку, с которой он являлся на вызов председателя. Его спина была ровной, плечи — широко развернутыми, взгляд сосредоточился на бликующих от света настольной лампы очках председателя КГБ… Даже самый ревностный радетель субординации и строя не смог бы придраться к генералу. — Этот парень начинал у меня. Он как оперативник, можно сказать, вырос на моих глазах. Безусловно, Юрий Владимирович, Мишин обладает незаурядными, я бы даже сказал, сверхнезаурядными качествами. Но ликвидировать в одиночку всех без исключения участников группы, особенно если учесть спланированный характер акции против него, не смог бы даже Мишин. Следовательно…

— Следовательно? — как эхо, глухо откликнулся Андропов.

— Следовательно, он был не один. Совершенно очевидно, что ему помогали. То есть информировали, наводили, прикрывали, обеспечивали наблюдение за необходимыми объектами. И так далее. Если принять за основу это соображение, то исчезновение Тополева и Мальцевой видится мне в принципиально ином свете. Вполне вероятно, что оба они живы и захвачены какой-нибудь спецслужбой.

— Самый нежелательный вариант, — пробормотал Андропов.

— Простите, Юрий Владимирович? — переспросил, не расслышав, Воронцов.

— Что Мишин?

— Ищем.

— Боюсь, вы его упустили.

— Хочу напомнить, Юрий Владимирович, что операция осуществлялась непосредственно людьми Тополева. Моя служба, по вашему приказу, оставалась в стороне.

— Да, я это помню, — вялая улыбка тронула тонкие губы Андропова. — И тем не менее я был бы благодарен вам, Юлий Андреевич, если бы вы устроили мне личную встречу с этим отчаянным подполковником.

— Делается все необходимое, Юрий Владимирович. Я полагаю…

— Когда вы сможете оперировать не предположениями, а фактами?

— Я в постоянной связи с нашей резидентурой в Голландии. Сейчас одиннадцать. Думаю, к семнадцати часам картина будет полной.

— А до семнадцати часов? — Андропов снял очки и начал медленно протирать стекла замшевой тряпицей. — Какие меры принимаются? Что делается на месте? Что там вообще происходит, Юлий Андреевич?

— По официальной линии наш посол в Нидерландах заявил протест в связи с убийством четырех граждан СССР. Голландская полиция объявила розыск Мишина, распространенный на все страны Бенилюкса. К розыску подключен также Интерпол. Думаю, с континента ему не скрыться.

— А по неофициальной?

— Еще вчера ночью я дал указание нашему резиденту перекрыть Схипхол, железнодорожные и морской вокзалы, а также частные пристани.

— Людей у него хватит?

— Пришлось подкинуть десяток человек из Бельгии и ФРГ.

— Справятся?

— Должны, Юрий Владимирович.

— Хорошо… — Андропов водрузил очки в золотой оправе на переносицу, от чего его лицо сразу приняло прежнее величественно-спокойное выражение. — Держите меня постоянно в курсе дела. О любых новостях сообщайте немедленно. До восьми я буду у себя.

— Понял! — Воронцов встал.

— Да, и вот еще что, Юлий Андреевич… — Андропов поднял ладонь, как бы останавливая генерала. — Если ваши… м-м-м… предположения верны, то сделайте все необходимое, чтобы все трое были возвращены в Москву. Желательно живыми. В первую очередь это касается подполковника Тополева.

— Понял, Юрий Владимирович…

3 января 1978 года

— Голландцы все как один отмороженные! — дама сообщила мне эту потрясающую новость на французском, причем таким доверительным тоном, словно я была ее единственной и любимой невесткой. — Представляете, мадам, я говорю этому лашпеку в пуговицах и кепочке, что мне нужно к семнадцатой стойке, а он, сволочь картофельная, посылает меня в противоположный конец аэропорта. Ну не кобель?

— Конечно, кобель, — покорно кивнула я и закурила вторую сигарету. — Все мужчины кобели.