Клод Изнер - Встреча в Пассаже дАнфер

И она вышла.

Таша была не на шутку озадачена. Она вспомнила, как недавно застала мужа за разглядыванием какого-то рисунка, который он, судя по всему, извлек из рамки, причем разглядывал он не сам рисунок, а его обратную сторону. Это связано с его дядей Эмилем? Виктор наткнулся на какую-то тайну двадцатилетней давности? Таша поняла, что муж ввязался в очередную авантюру. А тот блондин, о котором упомянула мадам Сорбье, наверняка Жозеф.

Значит, Виктор опять, уже в который раз, соврал ей! Ну уж нет, она больше не даст себя одурачить!

Таша настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что не сразу заметила какого-то субъекта, который шел за ней по пятам, пытаясь привлечь ее внимание. Она ускорила шаг и, пройдя чуть вперед, остановила экипаж.

Эварист Вуазен нетерпеливо толкнул дверь, ведущую в его любимый трактир. Луи, хозяин заведения, грузный мужчина с маленькими, глубоко посаженными глазками и лицом, покрытым красными пятнами, вышел ему навстречу, что было необычно — в его заведении завсегдатаи обычно сами подходили к стойке, чтобы заказать себе что-нибудь.

— Ты что, слинял со службы посреди рабочего дня? — пробурчал Луи.

— Да, старик, я сбежал с этой каторги. Две малышки заедут за мной к семи часам, а до тех пор мне надо схорониться, потому как, боюсь, моя благоверная будет прочесывать окрестности. У тебя не найдется для меня укромного уголка? Я бы с удовольствием выпил немного киру [70] Кир — смесь белого вина и ликера из черной смородины. — Примеч. перев. и закусил белым хлебом и кусочком сыра. У меня в брюхе урчит от голода, а жена дрожит над каждой крошкой!

Эварист огляделся, заметил парочку завсегдатаев, склонившихся над своими стаканами, и поморщился:

— Ну, у них и рожи! Нет уж, пожалуй, пить я не буду. Надо сохранить ясную голову!

— Иди за стойку, там есть дверь, она ведет в клетушку, где я держу бочки. Там тебя никто не побеспокоит. А я пока пойду, приготовлю тебе поесть.

В комнатушке стоял терпкий запах прокисшего вина и кошачьей мочи. Но Эварист, сидя на бочке под скупым светом, падающим из фрамуги, не поменялся бы местами с самим королем Пруссии. Когда же Луи принес ему поднос с едой, его радости не было границ.

— Угощайся, тут все свежее. Хлеб я пеку сам, а окорок, сардельки и колбасу делает мой приятель.

Эварист с беспокойством посмотрел на трактирщика.

— У меня сейчас плохо с деньгами, а следующая получка не сильно поправит положение…

— Не переживай, постоянным клиентам я даю кредит.

— Ты славный парень, Луи, с меня причитается.

Эварист с аппетитом съел все, что ему принесли, и закурил трубку. От сытной еды и непривычного безделья его разморило и стало клонить в сон. В голове бродили приятные воспоминания. Первое относилось к далекому весеннему дню 1874 года, когда Эмиль Легри познакомил его с учением Фурье, за которым видел будущее. Затем память перенесла Эвариста к событиям минувшего лета, когда он вместе с другими членами ассоциации «Подранки» разыскивал в лесу упавший с неба метеорит. Совместные поиски сблизили их, и Эварист впервые почувствовал себя с остальными на равных. Он расхрабрился настолько, что позволил себе пару раз ущипнуть за мягкое место Сюзанну Боске. Она с хихиканьем уворачивалась, но далеко не уходила, давая понять, что вовсе не против его ухаживаний. Жаль, что приятную прогулку пришлось прервать — этому кретину Донатьену Ванделю взбрело в голову зачем-то влезть на дерево, а потом свалиться оттуда…

Воспоминания Эвариста прервал появившийся на пороге Луи с бутылкой мюскаде [71] Мюскаде — легкое белое вино с фруктовым вкусом. — Примеч. перев. в руках.

— Твои девицы запаздывают. Передали с посыльным вот это, чтобы приятнее было коротать ожидание.

— Я предпочел бы этому сиропу красненькое.

— Да брось, мюскаде — неплохое вино, особенно если с желудком проблемы.

Луи откупорил бутылку, и Эварист предложил ему тоже угоститься стаканчиком.

— Нет, я ведь на работе, — отказался тот. — А ты пей, я принесу еще закуски.

Эварист глотнул прямо из бутылки. Вино было странным на вкус, и внутренности ему тут же скрутило. Эварист упал на пол и, тяжело дыша, прислонился спиной к стене. Сердце тоже вело себя странно: то колотилось как бешеное, то билось гулкими, глухими ударами. Все поплыло у него перед глазами, тело пронзили новые спазмы. Он распластался на полу.

— Доктора, скорее! — прошептал он еле слышно.

У него начались судороги. Изо рта пошла пена.

Когда Луи с подносом вернулся в комнатушку, мертвые глаза Эвариста смотрели на паука, сидящего в центре паутины, натянутой между двух бочек.

У каждого здания есть свое лицо, а, может, даже и душа, сказал себе Виктор. Вот это, с разукрашенным лепниной фасадом, похоже на напыщенного сноба, а вон то, строгих геометрических форм, напоминает скромного, порядочного гражданина. На эти мысли его навел особняк сэра Реджинальда, втиснувшийся между двумя соседними домами. Его фасад был украшен маскаронами, а над монументальной входной дверью возвышались два атланта, державшие на плечах земной шар, на котором был выбит девиз:

Она вертится впустую, а мы топчемся на месте.

Претенциозно, но не без юмора, вынес Виктор свой вердикт.

Гости толпились в вестибюле, из которого вела наверх величественная лестница. Виктор разглядывал бюсты гетер, расставленные среди цветущих растений, невольно улавливая обрывки разговоров.

— Меня тут все раздражает…

— Вы читали Рёскина? [72] Джон Рёскин (1819–1900) — английский писатель, художник, теоретик искусства, литературный критик и поэт; оказал большое влияние на развитие искусствознания и эстетики второй половины XIX начала XX вв. — Примеч. перев.

— Я вас уверяю, в его оранжерее полно черных ирисов, а еще он коллекционирует нефритовые фигурки животных и живых сиамских кошек.

— Смотрите, вон идет принцесса де Ришелье, что за горделивая осанка!

— Скажите, неужели Ла Гайдара [73] Антонио де ла Гайдара (1861–1917) — французский художник. — Примеч. перев. действительно развелся?

— Боюсь, что так. Прошлым летом при встрече с одним моим приятелем он дал ему совет: «Никогда не женитесь, друг мой»…

— Говорят, он будет здесь сегодня.

Медленно поднимаясь по мраморным ступеням, Виктор видел немало представителей парижской богемы: Марсель Швоб, близоруко сощурив глубоко посаженные глаза, подавал руку Маргарите Морено. Жан Мореас с сигарой в зубах беседовал с Фелисьеном Ропсом, [74] Марсель Швоб (1867–1905) — французский писатель-символист и переводчик, писал притчевую фантастическую прозу; Маргарита Морено (1871–1948) — актриса; Жан Мореас (1856–1910) — французский поэт-символист, автор «Манифеста символизма» (1886); Фелисьен Ропс (1833–1898) — бельгийский художник-символист. — Примеч. перев. немолодым человеком с подведенными глазами, в обтягивающей блузе кроваво-красного цвета. Тут были женщины, одетые по-мужски, с галстуками и эполетами, и женоподобные мужчины. Имя Оскара Уайльда было у всех на устах.