Наталья Александрова - Влюбленным вход воспрещен!

– Знаете, высадите меня прямо тут, – проговорила я решительно. – Спасибо вам за все и давайте прощаться.

– Спасибо? – переспросил он удивленно. – За что спасибо? За то, что чуть не сбил вас?

– Но ведь не сбили же, и даже помогли подняться, а это в наше время можно считать добрым делом!

– Нет, я так не могу! Я не могу вот так выбросить вас на улицу и уехать! Куда вы пойдете? У вас есть родственники?

– Вы не поверите, но нету… – сказала я грустно. – Мать бросила меня пяти лет от роду. Нашла себе другого мужа, а меня оставила с отцом. Папа умер несколько лет назад…

От этих слов, сказанных серьезно, мне самой стало плохо. То есть и раньше было не слишком комфортно, а уж теперь-то…

– Так… – проговорил Кирилл, – к подругам вы тоже не можете пойти. Придется рассказать, что случилось, все узнают, начнут в глаза жалеть, а за глаза перезваниваться и сплетничать. Кое-кто позлорадствует, станут шепотом передавать друг дружке подробности, присочинят, чего не было…

Я покосилась на него в удивлении – уж слишком много страсти звучало в его голосе. Неужели я такая хорошая актриса, что Кирилл сопереживает моему придуманному горю как своему собственному? Тут я сообразила захлопнуть рот и кивать головой с умным видом.

– Знаете что, – твердил свое Кирилл, – у меня есть один приятель, вернее сказать, даже друг, близкий, его зовут Аристарх, он художник и скульптор…

– И что – он напишет мой портрет? – усмехнулась я. – Не знаю, чем это мне поможет!

– Да перестаньте! – Кирилл поморщился. – У него есть мастерская, в мастерской – свободная комната, там вечно кто-нибудь живет. Какие-нибудь знакомые знакомых, художники, музыканты, в общем, богема. Кажется, как раз сейчас та комната свободна, и вы там вполне можете поселиться, пока не решите свои проблемы…

– Ну, я прямо не знаю, – я действительно растерялась. – Это так неожиданно… я ведь с ним совсем не знакома…

Не подумайте, что во мне вдруг прорезалась закомплексованная тургеневская барышня, но поселиться у совсем незнакомого мужчины – это все же довольно сильно.

– Да не думайте об этом! – Кирилл махнул рукой и выжал сцепление. – Я его знаю сто лет! Говорю вам – он такой простой, безалаберный человек, легко со всеми сходится, и потом, у него всегда живут малознакомые люди…

Я сама пофигистка, как уже неоднократно отмечала, и такой характер показался мне вполне подходящим. И вообще, это неожиданное предложение хотя бы на первое время решало мои проблемы.

Через полчаса мы остановились перед большим и мрачным кирпичным зданием в дальней части Васильевского острова. Мы с Кириллом вышли из машины, Черчилля Кирилл хотел оставить за сторожа, но тот наотрез отказался и увязался за нами.

Мы прошли в темную подворотню, миновали первый двор, во втором нашли угловой подъезд и очень долго взбирались по крутой темной лестнице без лифта. Черчилль недовольно пыхтел, обиженно поглядывая на хозяина.

– Сам захотел пойти, – приговаривал Кирилл с легкой усмешкой, – сидел бы сейчас в машине, музыку слушал…

Наконец на самом верхнем этаже остановились перед дверью, обитой ржавым железным листом. И тут Черчилль повел себя странно. Он напрягся и зарычал едва слышно. Потом припал к нижней щели и шумно втянул носом воздух. Очевидно, запах из квартиры ему не понравился, потому что он зарычал громче и хотел было взлаять, но Кирилл сжал ему пасть и приказал заткнуться, а не то попадет.

Кирилл не стал звонить, а полез рукой за дверной косяк и вытащил оттуда большой старинный ключ с фигурной бородкой.

На мой удивленный взгляд он пояснил:

– Все друзья Аристарха знают, где лежит этот ключ. И он просит, чтобы ему лишний раз не звонили и не стучали – это сбивает его с творческого настроя. Вдохновение уйдет – потом его очень трудно вернуть… одним словом, художник!

Он отпер дверь, и мы вошли в квартиру.

Точнее, когда-то это был чердак, кое-как отремонтированный и превращенный в мастерскую. От дверей начинался длинный коридор, все стены которого были заставлены и завешаны законченными и незаконченными картинами.

Я в современной живописи не разбираюсь, но эти картины мне понравились – портреты, натюрморты и виды нашего города были выполнены яркими, густыми мазками и казались выразительными и какими-то веселыми. В них отсутствовал скучный реализм, дома перекосились и оплывали, как свечи, на лицах у людей был то один глаз, то сразу три, но все равно это было здорово.

Особенно мне понравился один натюрморт – на нем расколотая белая тарелка, высохший кусок сыра и потрошеная курица синего цвета. Понимаю, что звучит неаппетитно, но картина была очень красивая.

А еще между картинами висели маски – то красивые, пышные, сверкающие, как на венецианском карнавале, украшенные стразами и позолотой, то страшные, уродливые – с темными провалами глаз, с кривыми ощеренными пастями, то смешные и обаятельные…

– Маски – это отдельное увлечение Аристарха, – пояснил Кирилл, перехватив мой взгляд. – Он их делает в свободное от серьезной живописи время, и что самое интересное – маски его в основном и кормят. Их охотно покупают богатые москвичи – во-первых, маски замечательно подходят для украшения интерьеров, а самое главное – они вошли в Москве в моду. А там ведь как – если у Васи есть такая маска, то Коле она тоже непременно нужна…

За этим разговором мы миновали коридор и оказались на пороге большой и очень светлой комнаты.

Посреди комнаты стояла большая тахта, покрытая ярким оранжевым покрывалом. На тахте лежала совершенно голая и довольно толстая женщина, а рядом с ней стоял невысокий плотный мужчина в заляпанной краской куртке, с густой черной бородой, похожий на Карабаса Барабаса из сказки Буратино.

Он держал женщину за ногу и задумчиво говорил:

– Может, так попробовать… или немножко повыше…

– Ой, мы, наверное, не вовремя! – вскрикнула я, попятившись, и залилась краской.

– Это кто это пожаловал? – бородач отпустил женскую ногу и повернулся к нам. – Кирюша, это ты?

– Ты работаешь? – проговорил мой спутник.

– Да нет, ничего! Все равно свет уходит! Сейчас я вас чаем напою! А какая с тобой девушка хорошая! Такие интересные рефлексы на коже, и линия головы убедительная… познакомь!

– Обязательно, – Кирилл улыбнулся. – Ее зовут Маша, и ей негде жить. Ты ее не пустишь в свою гостевую комнату?

Художник шагнул ко мне, протянул короткую сильную руку с толстыми пальцами и представился:

– Аристарх!

– Очень приятно! – я улыбнулась ему и с трудом подавила желание церемонно присесть, как кисейная барышня в каком-то историческом фильме. Дело в том, что меня раньше ни с кем так официально не знакомили.