Валерий Осинский. - Предатель.

– Глупость это! Никому это не надо! – крикнул Андрей: стало плохо слышно. Два досыпавших за столиком финна, подняли головы и посмотрели за окно, думая, что приплыли. Брат не расслышал. Тогда Андрей крикнул: – Адвоката нанимай. Я вышлю бабки… – и Валерьян выключил телефон.

Комната Аспинина в гостинице маленького университетского городка Упсала, с видом на речушку Фюрис, километрах в восьмидесяти от столицы, досталась ему «в наследство» от брата и напоминала пенал. Мебель здесь располагались так, как ее расставил Валерьян. Письменный стол у окна так, чтобы свет падал слева. Диван поперек комнаты. За спиной в «гостевой» половине – бытовые предметы…

Андрей перезвонил брату. Валерьян сказал, что пока все тихо. Никита либо молчит, либо взял вину на себя. Полукаров ждет: выкрутимся ли? (А мог отрапортовать о заговоре!) Или зад прикрывает – ибо докладывать надо было, пока Бельков не попался.

– Не передумал? Может, возьмешься за писанину? – спросил Валерьян.

– Ладно. Попробую. Сам говорил, не забор покрасить. Ты там это…, словом, вали все на меня: всю вашу писанину. Может, хоть с этим отвяжутся.

Вечером по электронной почте от Валерьяна пришло письмо. Андрей прочел:

«Повсаний. Описание древней Эллады.

А. Д. Бивар. Митра и Серапис // Вестник древней истории

Свеницкая И. С. Человек и мир в восприятии греков эллинистического времени.

Хёбл Гюнтер. История империи Птолемеев. Лондон-Нью-Йорк.

Филон Александрийский. О жизни созерцательной или о молитвенниках…»

Список растянулся на четыре страницы. Внизу приписка:

«Книги найдешь в интернете и в библиотеке. Пересылаю хлам, что ты отдал легавым, и продолжение. С флешки в ватнике».

Андрей удобнее устроился в кресле и принялся читать.

Засуха и пожар уничтожили почти все участки, где рос папирус. Но еврейские купцы, державшие всю оптовую торговлю осокой в Александрии, давали ремесленникам за талант прессованной травы всего на два ассария больше прошлогодней цены. Ремесленники греческих, македонских, фракийских, критских, иранских, сирийских и египетских фил столицы решили: «обрезанные» хотят пустить «гоев» по миру.

К вечеру запылали портовые склады еврейских купцов: сгорел папирус, приготовленный к отправке в Рим. Ночью из пяти городских районов пожары пылали в трех еврейских. Перепуганные купцы согласились дать справедливую цену. Но было поздно. Начался погром.

Иудеев били палками на улицах, зашвыривали их камнями. Врывались в лачуги и переворачивали все вверх дном. А если находили папирус, тут же сжигали его вместе с жильем и прессовочными станками.

Утром следующего дня легат Тиберия Адриан, толстый, с двойным подбородком, приказал особому префекту Феликсу навести порядок в восточных районах столицы.

Феликс выдвинул две когорты легковооруженных вигилов. Но жители всех фил выступили против солдат на редкость единодушно. Они выстроили баррикады из бревен и битого камня вокруг Брухейона, квартала богачей, и забросали когорты камнями и горящими головешками. Солдаты, не видевшие плохого в том, чтобы жадных поучили, не в лад колотили мечами о щиты, топтались на месте и скоро отступили к дворцу.

Погром разбушевался с новой силой. Евреи окраин прятались, а кто побогаче – уезжал в загородные дома: и все проклинали день, когда праотцы, забыв завет патриархов, оставили землю обетованную и поселились в этой Гоморре, вскормленной гнилым выменем римской волчицы. В греческих, македонянских и критских номах, по примеру столицы, запылали еврейские тесавры с хлебом, приготовленным к отправке в Рим.

Тогда префект построил все семь когорт вигилов в колоны и приказал командирам манипул и центурий очистить кварталы и улицы от смутьянов.

Сам Феликс облачился в золоченые доспехи, чтобы внушить бунтовщикам почтение к власти, и выступил с главным отрядом. В первом же переулке его с крыши окатили помоями, и Феликс, посрамленный, ускакал.

Легат лишь посмеялся, узнав о конфузе. Он не хотел вводить войска. Иначе недоброжелатели преподнесут Божественному Тиберию шкурную сколку торгашей, то и дело вспыхивающую по малейшему поводу, как бунт против римской власти.

Адриан брюзжал жене, что в этом городе евреев больше, чем свободных граждан в Риме. Жена, изнеженная и томная, на тридцать лет моложе мужа, вяло отвечала, что нет плохого в умении наживать: перед зеркалом она примеряла изумрудное колье, подарок Константина, богатейшего ювелира города. Тоже из евреев.

Утром третьего дня к легату в канцелярию прибыли представители декуриона и Совета при наместнике во главе с банкиром Александром и Филиппом, прокуратором и главным публиканом южной столицы. Через откупантов компании Филипп собирал налоги вместе с Адриаоном – они были компаньоны и друзья.

Двое сообщили свою обеспокоенность поставками зерна в митрополию. В порту прекратили погрузку пшеницы, а чернь грозила запалить главные хранилища хлеба близ Никополя. Пока смутьянов сдерживали вигилы Феликса. За поставки отвечал легат.

Александр и купцы еврейских политевмов согласились оплатить расходы армии, чтобы усмирить чернь. При этом закупочные цены на папирус, – из-за беспорядков купцы понесли колоссальные убытки! – решили сохранить на уровне прошлого года.

Адриан немедленно приказал командующему Африканским легионом пропретору Октавиану выдвинуть против бунтовщиков регулярные части. Легат распорядился не увечить людей, а лишь рассеить толпу. Зачинщиков передать особому префекту.

За ночь шесть когорт трибуна Квирина вместе с германцами из шести вспомогательных когорт выполнили приказ. Выстроив черепаху, под градом камней они подходили к баррикадам. Саперы растаскивали укрепления. Бунтовщики в панике разбегались. К рассвету смутьянов рассеяли, улицы расчистили для движения.

Чтобы бунт не вспыхнул снова, легат обещал старшинам этнических политевм доплатить из казны ассарий на талант готового папируса.

Греки, македоняне, ассирийцы, иранцы разошлись, тая ненависть к евреям, в очередной раз купившим свое благополучие за их счет.

Через октогональный зал Золотого дома братья неторопливо прошли на открытую мраморную веранду.

Отсюда далеко в лазурном море просматривался песчаный мыс и широкая западная гавань Евноста с бурой вспененной водой. На острове Антиродос непреступная стена из белого камня с зубцами и бойницами окружила беломраморный дворец Птолемеев. Рядом, из красного гранита, огромным кубом высился мавзолей Александра Великого. Поодаль виднелись белоснежные колонны Мусейона, купол библиотеки и широкие ступени театра. Перед бухтой громоздились многоэтажные дома Брухейона. Слева, похожее на огромную еловую шишку из мрамора, «росло» святилище Пана. На острове гигантским перстом торчал маяк. Его зеркала из полированного гранита под каменным куполом отражали солнце. Будто сам город горделиво сверкал на сотни стадий окрест.