Валерий Осинский - Верность

В сентябре сразу за коротким бабьем летом северный ветер пригнал облака, и начались дожди. За неделю город, словно, отсырел и раскис. И людям казалось: в этом году не было ни лета, ни солнца, ни тепла.

Александр Николаевич Каретников в футболке, «тренниках» и босой за журнальным столиком шевелил губами над измятым тетрадным листом, многократно сложенным пополам и вчетверо, и снова развернутым. Он близоруко щурился, а в самых неразборчивых местах списка, словно нюхал бумагу крупными нервными ноздрями.

— Еще бы тыщенку зелененьких… — Каретников задумчиво поскреб голову тупой стороной карандаша и машинально пригладил вечно всклокоченные волосы.

— Может, мама привезет… — Жена, Вера Андреевна, устроилась с ногами в кресле перед телевизором и закутала стопы полами халата: — Саша, надень очки, — мягко сказала она.

Каретников поерзал на диване. Ему было за пятьдесят. Долговязый и сухой Александр Николаевич был еще статен. Но на макушке, висках и старомодных хиповских полубакенбардах появилась седина. Каретников говорил: «проступила плесень». Он называл себя старичком, игриво преувеличивая годы, но ревниво следил за приметами возраста. Поэтому всегда ходил энергичной походкой своих длинных, как у журавля ног, даже, когда торопиться было некуда, и носил очки не на носу, а в великолепном кожаном футляре с тиснением — подарок жены на юбилей. С молодости — в прошлом году Каретниковы отпраздновали серебряную свадьбу, — Вера Андреевна заботилась о муже, как старшая сестра о непоседливом брате, хотя была младше на четыре года. Александр Николаевич вечно спорил с женой. А когда «все делал сам», то не находил ни свежего носового платка, ни носков, ни галстука. И сдавался.

Их дочь Ксения то и дело меланхолично поглядывала на золотые часики–браслет, подарок жениха. Это была рослая, в отца, девушка. От Александра Николаевича она получила слегка впалые щеки и очень прямую осанку. От матери ей досталась неброская красота: бледная, чуть в веснушках кожа, узкий рот и серые с голубизной глаза с длинными ресницами. Отец любил гладить дочь по густым светло–русым волосам в завитушках и до плеч. Сейчас Ксения и Борис, ее жених, которого теперь ждали, собирались к каким–то его знакомым — «очень влиятельным людям», — а затем, в ночной клуб «прощаться с холостой жизнью». Рядом с девушкой на полу лежали туфли на шпильках: Ксения ходила в них по квартире — привыкала — и наломала ноги.

— Уж не мама должна нам везти, а мы ей! — отозвался Александр Николаевич, на реплику жены, пробормотал: — Деньги, деньги, деньги, — и вдруг густо вывел: — Люди гибнут за мета–а–а-а–а–ал… — закашлял в кулак с неожиданно пещерным звуком, и: — Где же он! Ксюша, Борис обещал в шесть?

— Да.

— Уже седьмой!

— Застрял в пробках в Москве. Погода–то, какая! — сказала Вера Андреевна.

Все невольно посмотрели за окно. Там по–прежнему сек дождь.

— Мог бы позвонить, или эс–эм–эску скинуть, — сказал Александр Николаевич. — Ладно, давайте ка еще раз без него. Его гостей пока пропустим.

Через три дня Ксюша выходила замуж за Борю Хмельницкого, старшего менеджера строительной фирмы. «Зиц председатель Фунт! — шутил Каретников и добавлял: — Сейчас все менеджеры! Сиречь, приказчики!» Родители Ксении осторожно предложили отметить свадьбу по–семейному, то есть без шика: Александр Николаевич работал старшим экономистом НИИ, Вера Андреевна преподавала на кафедре иностранных языков гуманитарного университета. Жили в пригороде Москвы, и цены на услуги здесь были, будь здоров, столичные. «Лучше заграницу съездите!» — предложила мать. Дочь ответила: «Так хочет Боря». И решили: «Один раз можно раскошелиться!» Фата, гости, лимузин, словом, «как у всех» получалось лишь вскладчину со стороной жениха. И чтобы не позориться перед новыми родственниками, продали пианино и одолжили денег.

Давно были разосланы пригласительные — гостей и родственников с обеих сторон набралось человек семьдесят, — заказали кафе, прикупили вина и водки, продукты «на второй день». Но как водиться, что–то не заказали, кого–то забыли пригласить, или еще не ясно, придут ли. Роскошное подвенечное платье пришлось подгонять по фигуре в ателье. Все нервничали, суетились, но дела кое–как двигались…

Александр Николаевич разгладил ребром ладони лист и стал бегло зачитывать и отмечать фамилии гостей, десятки раз зачитанные и отмеченные крестиками, галочками, кружочками, стрелочками: в этой арабице разбирался лишь он. Тут карандаш споткнулся.

— Красновские. — Быстро пробормотал Каретников: — Жора и Маша, вроде, будут. Марина с мужем тоже, — и прокашлялся.

Мать меленько вздохнула. Ноздри Ксении расширились. Она разозлилась и на заминку отца, и на вздох матери. Соседи по лестничной клетке были давними друзьями Каретниковых, еще по старой квартире. С детства Ксюшу и сына Красновских, Сережу, считали женихом и невестой. К этому так привыкли, что известие о замужестве Ксюши удивило соседей. Минувшим летом Сергей приезжал в отпуск. Обе семьи надеялись, наконец, «узаконить» отношения детей. «Засиделась ты, Ксюха, в девках! — подшучивал отец. — И Сереге пора выйти из Ордена Холостяков. Так сказать, перекрасить масть валета виней. Хватит вам умничать!»

И вдруг без объяснений Сергей до срока уезжает в часть, Ксения молчит. Когда же дочь объявила родителям, что четвертый месяц беременна, и они с Борисом решили пожениться, стало не до любви. Отец лишь упрекнул дочь и зятя: «Что же вы тянете!»

…Красновские были по–прежнему приветливы с Ксюшей, но, встретив ее в общем коридоре, виновато улыбались и торопились к себе.

Ксения объяснилась лишь с матерью. «Мне уже двадцать четыре. У нас разная жизнь. Я здесь. Он там. А с Борей мне спокойней. Спокойней за ребенка».

«А это его ребенок? — иронично спросила мать. — Сергей приезжал в мае, как раз…» «Мам, это не твое дело!»

Вера Андреевна внимательно посмотрела на дочь. Ксения покраснела.

«Надеюсь, моя дочь не игрунья, чтобы морочить головы двум мужчинам?»

«Мам, я понимаю, тебе обидно за Сережку. Но, во–первых: это действительно не твое дело. А, во–вторых, кто бы ни был его отец, это мой ребенок! А разве мой ребенок, — она сделала ударение на местоимении, — не достоин нормального будущего?»

Женщины переглянулись.

«Я знаю, мам, что ты думаешь. Но сейчас жизнь такая!»

«Это не жизнь такая, Ксюша, а — ты! Надеюсь, впредь ты не будешь шутить такими вещами!»

Больше они об этом не говорили.

По привычке Ксения следила за новостями «оттуда».

Еще во время учебы Ксении в старших классах по телевизору показывали бородатых дикарей в лесу: они резали головы людям, стреляли в пленных.