Маша Стрельцова - Помело для лысой красавицы

— Вот что, Андрюха, — решительно велел Корабельников, — пиши освобождение.

— А личность устанавливать? — вякнул он.

Корабельников на него посмотрел нехорошим взглядом и тот сразу заткнулся, достал бланк и принялся строчить.

— И папеньку тоже эээ… в смысле его я тоже забрать хотела бы, — кивнула я на сладко дремлющего отца.

— И на отца освобождение, — велел он менту.

— Ну все, Машка, я пошел, еще дел полно, — хлопнул он меня по плечу и сделал попытку уйти.

— Вить, погоди! — вцепилась я в него. — Во-первых, меня прямо в свитере и повезли и у меня с собой денег нет, так что я пока до дому дойду пешком, замерзну до смерти! А во вторых — меня охрана моего же дома сдала, и наверно меня домой не пустят!

— Ну, Лис, ты даешь! — восхитился Витька. — Проводить тебя, что ли?

— Проводить, проводить, — усиленно закивала я головой.

— Ну, если б не твои прошлые передо мной заслуги…, — покачал он головой. — Занятого человека отвлекать.

Я промолчала. Главное, что Витька четко помнит про мои заслуги, в результате которых ему на погоны упала с неба звездочка и он стал занятым человеком.

— Пойдем, чадо, — покровительственно похлопал он меня по плечу. И я пошла, подхватив предварительно папеньку, пребывающего в блаженной отключке. Витька привел нас в свой кабинет и начал громогласно вызывать машину по телефону. Я же лихорадочно думала, где брать ключ. Вариантов было два — или у матери (упаси Господь попадаться ей на глаза в таком виде, нотация до конца жизни мне обеспечена стопроцентно), или у бабы Грапы, но охранники говорили, что Куценки все ушли. Подумав, я все же набрала номер Сереги, чем черт не шутит, уж больно к матери ехать не хотелось. Трубку держала долго, на восьмом гудке счастье мне улыбнулось.

— Алё! — недовольно буркнула баба Грапа.

— Бабуленька, — возопила я, — это Марья, я дверь захлопнула и войти не могу, можно я к вам за ключом зайду?

— Не спится тебе, — осуждающе буркнула она, — добрых людёв будишь!

— Ну бабуленька! — взмолилась я. К матери мне не хотелось. — Ты-то спи, пусть Серый мне откроет да ключ даст!

— Да нету его, шляется как всегда где-то, — сонно буркнула она, — а ты заходи, что я, зверь какой.

— Минут через десять буду!

Я положила трубку и уставилась на Витьку.

— Ну что смотришь? Пошли вниз, машина с минуту на минуту будет.

Машина оказалась тем самым уазиком, что меня и привез сюда. И менты в ней были те же самые. Мы с Витькой и папаней уселись на заднем сидении, сделав попытку размазать по стенке тонким слоем того самого вредного мента, что огрел меня дубинкой. Мент крякнул, но промолчал.

Охранники в холле моего дома как по команде на меня уставились, когда мы зашли.

— Идите, идите, — подтолкнул он нас с отцом. — А я тут с ними потолкую.

Я обожгла охранников ненавидящим взглядом, подхватила папеньку и направилась к лифту.

— Постойте, — приподнялись оба охранника.

— Спокойно, ребята, — краем глаза я увидела, как Корабельников пошел к ним, доставая корочки.

Мы загрузились в лифт, тормознулась на четвертом этаже и я забрала ключ-карту от своей квартирки у бабы Грапы. После чего снова подхватила папеньку и поднялась на свой этаж.

Не передать, какое счастье охватило меня, когда я наконец-то попала к себе в квартиру. Черт возьми, приехала, называется из Швейцарии! Здравствуй, родной город, блин! Хорошо ж меня тут встретили! Не успела явиться — в ментовку замели!

Папеньку я со зла разместила на неудобной раскладушке в Каморке — будет знать, как собственную дочь так подставлять. После чего почистила зубы и умылась, собираясь в кроватку, поспать.

И тут в дверь позвонили.

Зверея, я пошла открывать. Посещение ментовки в качестве потенциального кандидата на нары никого еще в пасторально — просветленное состояние не привело.

На пороге стояли охранники. Оба.

— Магдалина Константиновна, мы пришли принести свои извинения, — хмуро сказал Саня.

— А нафиг мне ваши извинения? То, что я по вашей милости пережила, не изменится, — резонно заметила я.

— Простите нас. Пожалуйста, — глядя в пол, буркнул второй.

— А зачем? — страшно удивилась я. — Вы причинили больной девушке большие неприятности, и я вас же и должна простить, чтобы у вас не было неприятностей с начальством и неприятного осадка на душе?

— Да что неприятности с начальством… — тихо сказал Дима, не поднимая глаз.

— А чего же вы боитесь? Только не говорите что совесть замучила.

— Да про вас тут всякое говорят, — честно признался Саня.

— А, что я ведьма? — буднично сказала я. — Так я и правда собираюсь на вас импотенцию наслать. Я думаю, это справедливо — за мою прогулку по такой погоде в одном свитерке. Меня там, кстати, еще и били.

У парней в глазах одновременно мелькнул неприкрытый ужас, они переглянулись и Саня, схватив мою руку, страстно заговорил:

— Не губите, Магдалина Константиновна, все для вас сделаем, клянемся!

Я подумала и царственно кивнула.

— Хорошо. Если вы понадобитесь, я вам скажу. И папеньку ко мне пропускать без проблем — в любом виде.

У парней снова синхронно мелькнуло на лицах — теперь уже облегчение, они начали меня горячо благодарить, но я невежливо закрыла дверь. После чего сходила на кухню, залила кипяточком Колдрекс и выпила его для профилактики — не дай бог простужусь. Подумала об этом — и смешно стало. Все равно скоро помирать.

Последнее что я перед сном сделала — это взяла остатки отвара и поставила его на прикроватную тумбочку. Помирать мне решительно не хотелось.

Снилась мне какая-то хрень, честное слово. Словно я — я! — танцую самбу на широкой, высокой тумбе, разодетая в невероятный костюм — крохотные трусики и корону на голове из гигантских разноцветных перьев — и все! — а у подножия бурлит поток людей. Причем таких тумб полно, и на них на всех девицы интересного вида, прям как и я. Немножко посоображав, я успокоилась. Карнавал в Рио, подумаешь! Около подножия моей тумбы стояла группка итальянцев, изо всех сил выражающая свои восторги. Мною, между прочим. Горячая южная кровь, что поделаешь. Я им благосклонно улыбалась, сама же мучительно припоминала — не входит ли, упаси Боже, в обязанности танцовщиц и оказание секс-услуг желающим? Это было бы досадно. Итальянцы были не в моем вкусе.

А они тянули руки ко мне, швыряли монетки, а один исхитрился дотянуться до моей ноги. Тогда — то я его и заметила. На фоне темной мужской руки, обхватившей мою лодыжку, странно сиял матовым светом белый камень.

«Господи», — поразилась я, стряхивая руку и хорошенечко припечатав ее острым каблучком. Конечно же, я сбилась с ритма. Тут же на сцену вскочила другая девушка, и помахала мне ручкой, мол, освобождай место. На руке ее белой искоркой мелькнул проклятый камень. Я спустилась вниз, в толпу, почему-то уже в нормальной одежде, — и тут же бесцеремонно схватила за руку первую попавшуюся тетку. И на ее руке красовался перстень Клеопатры.