Анна Ольховская - Первый раз

– О, кстати, – прочавкал Андрей, – мы с Фридрихом купили там кое-что, но надо подогнать по фигуре. Вы поможете?

– Разумеется! Хоть сейчас!

– Сейчас не надо, лучше давайте завтра утром.

– Хорошо. А когда свадьба?

– В пятницу.

– Ой, через два дня? Так скоро! Хоть бы Леша успел!

– Было бы неплохо. Так мы договорились насчет платья?

– С удовольствием помогу моей родной девочке, – в упор глядя на Вику, прощебетала я.

– Спасибо, тетя Аня. – Глаза «счастливой невесты» заволокло слезами, и она отвернулась.

Оставшееся время до конца ужина солировали в основном самцы. А я старалась есть и пить только то, что выбирал для себя хозяин дома. Снова провести всю ночь в виде мобильного и чуткого дубового полена мне совсем не хотелось.

Поднявшись к себе, я заперла дверь на ключ и вытащила из кармана джинсов прихваченный утром в гараже ключ от старенького «Фольксвагена»-жука, принадлежавшего, скорее всего, кому-то из прислуги. Обшарпанный малыш стыдливо прятался в самом дальнем углу, сторонясь сверкающих лаком и самодовольством хозяйских авто. Когда я забрела сегодня туда в поисках Славки, в гараже было пусто и тихо. Да и не только там. Возможно, мне просто повезло, но во время своей спасательной экспедиции я никого не встретила. Только охрана по периметру территории была постоянно на посту, а остальной персонал своим присутствием старался никого не обременять.

А ключ от «Фольксвагена» так по-домашнему висел на гвоздике рядом с машиной, что удержаться я просто не смогла. Мало того, обнаглев окончательно, я еще и зажигание включила, и мотор послушала, и датчик бензина проверила! Так, на всякий случай. Все было в порядке, топлива – полбака. Хоть сейчас садись и поезжай. Прямехонько до ворот. Еще по парку порулить можно, развеяться. А вот выбраться на волю – не получится. Все та же охрана и запертые ворота мне помешают.

Я задумчиво смотрела на пригорюнившийся ключ. Ему так хотелось домой, на гвоздик! Но ведь и мне хочется домой, и Вике. И Славе тоже. Как же нам быть, незолотой ключик?

Приглушенная возня в коридоре отвлекла меня от бесплодных попыток соединить воедино наши желания и возможности. Я прислушалась. Похоже, кто-то пытается открыть дверь Викиной комнаты? Замок клацает зубами снова и снова, но, судя по всему, безрезультатно – дверь не открывается. Похоже, Вика каким-то образом заблокировала ее изнутри.

– Викхен, майн либе, не мучить меня, битте! – Ну конечно, кто же это еще может быть! Женишку не спится. «Хочется чего-нибудь такого, земного!» – Зачем такой упрямый? Через два дня свадьба, ты быть моя. Так зачем ждать? Викхен! – Ого, как он разошелся! Дверь избивать начал, павиан похотливый. – Не злить меня!

– Не кричите так, господин фон Клотц, – молодец, девочка: голос абсолютно спокойный и безразличный, – а то разбудите тетю Аню. Ей и так тяжело после ранения восстанавливаться, а тут еще и выспаться не дают.

– Но, майн либе фрау…

– Я пока не ваша фрау! До этого еще целых два дня. Ведите себя прилично, я же барышня, мне конфузно.

– Что? Я не понимать!

– Спокойной ночи, господин фон Клотц.

И господину пришлось шлепать к себе. Я же, прикусив кулак, давилась от смеха. Ай да девчонка, не ожидала я от нее такого! Порадовала старушку.

Смех в очередной раз оказал благотворное влияние на мой мыслительный процесс. До меня вдруг дошло, что я не видела ни одной служебной машины, выезжающей через главные ворота. Ни грузовиков, ни фургонов – ничего. Но ведь как-то они на территорию замка попадают, я их иногда замечала! Значит, где-то на задворках сей Империи должен быть служебный въезд-выезд. И его надо завтра найти.

А если надо, значит, найдем! Тогда и ключик мне пригодится.

Вот теперь можно и в душ. Завтра будет трудный день.

Утром, сразу после завтрака, Голубовский проводил нас с Викой до двери комнаты своей дочери и безмятежно направился было следом. Но пройти ему удалось шагов пять, не больше. Вика остановилась прямо перед отцом и, глядя на него с плохо скрываемым презрением, сухо процедила:

– Папочка, тебе не кажется, что ты зашел слишком далеко?

– В смысле? – усмехнулся Андрей.

– Во всех смыслах. Но в данный момент – на мою территорию.

– Скажите пожалуйста, как мы разговаривать-то научились! «На мою территорию»! Куда хочу, туда и иду. И что теперь? Драться будешь, защищая эту свою территорию? Или ты забыла кое о чем?

– Я ничего не забыла. – Глаза Вики сузились. – И не забуду, будь уверен.

– Уже страшно! – продолжал кривляться папуля.

– Э-э-э, Андрей, – я решила все же вмешаться, – я, конечно, не совсем в курсе ваших внутрисемейных дел, но, насколько я поняла, меня пригласили сюда помочь со свадебным платьем?

– Да.

– Но ведь это означает постоянные переодевания, примерки… Вы что, собираетесь присутствовать при этом?

– Еще чего не хватало! – фыркнул Голубовский и, снисходительно посмотрев на дочь, повернулся, чтобы уйти.

Но по грациозности он стоял, видимо, в одном ряду с бульдозером, носорогом и пьяным в стельку королевским пингвином. Поскольку умудрился опрокинуть изящный журнальный столик, стоявший у стены.

Столик от неожиданности икнул и быстренько забросал себя газетами и журналами, надеясь, что кучу мусора оставят в покое. Однако Андрей, прошипев что-то явно нелитературное, рывком поднял нервный предмет меблировки и нахлобучил ему на голову кипу наспех собранной прессы. После чего оставил нас в покое, пообещав вернуться через два часа.

Заскрежетал ключ в замке… звук удаляющихся шагов… и наконец тишина. Вика еще с минуту прислушивалась к происходящему в коридоре, затем она подтянула к двери кресло и перекрыла им доступ в комнату. После чего девушка обессиленно опустилась в это же кресло, жалобно посмотрела на меня и…

Стыдно тебе должно быть, Анна Лощинина! Ты же сильная, находчивая, уверенная в себе женщина, тебе удавалось справляться с самыми безнадежными ситуациями, что же ты прижала к себе эту измученную девчонку и рыдаешь вместе с ней, захлебываясь слезами? Вы должны сейчас лихорадочно обсуждать планы побега, отрабатывать различные версии, досадливо посматривая при этом на часы.

А вот не получилось. Во всяком случае, сразу. Боль потери, отчаяние безысходности, горечь предательства – все это разрывало душу Сашиной дочери на части, требовало выхода, а выплакаться до сих пор ей было некому. Приходилось держаться, не показывая вида, не унижаться. Милая моя девочка, как же рано на тебя все это обрушилось!

В общем, минут сорок из отпущенных нам двух часов мы потеряли. Или приобрели? Кто знает…

Затем Вика, прерывая свою речь судорожными вздохами, рассказала мне о том, что я уже и так знала.