Инесса Ципоркина - Убийственные именины

В коридоре она наткнулась на Даню. Увидев его, Сима приникла к сыновнему плечу и, захлебываясь не столько горем, сколько возмущением, поведала Даниле об ужасающем падении нравов в "та-аком нежном возрасте!" Данила хмыкнул, успокаивающе похлопал мамулю по плечу и сам отправился усмирять юных волчат, возжаждавших крови и зрелищ. Даша и Настя и в самом деле до непристойности недолго переживали бабкину смерть, а уж сегодня-то ждали от незнакомой, но волнующей ситуации новых и интересных ощущений.

Надо сознаться, Варвара сама была виновата в их бесчувственности: "выпрями спину", "как ты ешь?", "убери локти", "подтяни колготки", "что это у тебя на голове?" — таков был основной набор теплых слов, исходивших от "бабеньки". Настоящей бабушкой — ласковой и понимающей — была Сима. "Бандитеныши" знать не знали, что нехорошее безразличие к Варвариной смерти может так обидеть и напугать их любимую "бабулю Симулю". Когда та выскочила из детской, девчонки испугались. Любое наивное дитя знает, что лучший способ защиты — сицилианский: нападать первым. Даню встретили два хмурых взгляда исподлобья и два пухлых рта, надутых и крепко-накрепко сжатых в смертельной обиде.

— Ну-с, хулиганки, что вы такого ляпнули Симочке? — ехидно произнес он, закрывая дверь в комнату и разглядывая две упрямо наклоненных беленьких головки.

— Мы просто хотели потрогать бабу Варю! — четко произнесла Настя и беспомощно оглянулась на сестру в ожидании поддержки.

— А что, нельзя? — гневно вступила Дашка, бейсболистом врываясь на "поле битвы" — торс вперед, челюсть выпячена, реакция на высоте.

— А вы отличная команда, девчонки! — не удержавшись, хихикнул Данила, — Ладно, поговорим начистоту.

Данила, выходя из детской часа через два, чувствовал себя, как выжатая в чай канарейка: "Ох и нежелательное, мягко говоря, к бабкиной смерти отношение. Трупик потрогать — это круто! М-да-а… Ладно, допустим, обычный детский цинизм: они ведь не знают еще, что такое смерть". Объяснения с бандитенышами утомили его, но и рассмешили. Данила не был похож на свою славную маман — неженку и фантазерку, он отлично знал, что реальный ребенок не слишком похож на "чистую, невинную душу" из сентиментального романа. В природе не существует таких ангелоподобных созданий. А то они только тем бы и занимались, что плакали над заблуждениями старших, и каждая пролитая ими слезинка стоила бы дороже царствия небесного.

При всей снисходительности к выходкам малышни, Даня все же ощущал нехорошую тяжесть на душе. А может быть, юные нахалки тут были совершенно ни при чем. Возвращаясь мысленно к моменту и ко всей атмосфере вокруг теткиной смерти, Даня осознавал: в этом доме произошло что-то непоправимо дурное, помимо самого факта гибели Варвары Николаевны, хозяйки дома и матери семейства. Это "что-то" не позволит семейству вот так запросто вернуться назад, к налаженному быту и привычной системе ценностей. Непонятное "что-то" скверно повлияло и на него самого, достойного члена семьи Изотовых, пусть и не особенно преданного фамильным идеалам.

Тетка всю жизнь воспитывала в каждом из них ощущение тесных кровнородственных связей, сама непоколебимо веря, что эти связи надежней любых "благоприобретенных" уз любви и дружбы, что главный долг — семейный, главная опора — семья, главные заботы — о семье. Вавочкины рассуждения на подобные темы казались мудрыми и бесспорными, словно цитаты из Святого писания. И вот, вчера клан Изотовых мучили леденящие душу вопросы: кто бы это мог убить замечательную сестру, добрую мать и хорошую жену? Основы "духовной и родственной преемственности" рушились вторые сутки подряд, а останки поглощало болото взаимных подозрений. Пусть в гибели Варвары Изотовой ее близкие оказались неповинны, но широкая трещина уже змеится по всему храму семейной любви, от мощного фундамента к величественному куполу.

Выйдя из дома в печальных размышлениях, Данила увидел, что Руслан с Осей рубят дрова — судя по объему кучи, на год вперед. Даня вызвался помочь мужикам, и потащил первую порцию поленьев на кухню, где уже вовсю гремела посуда и шкворчали сковородки. Кряхтя и периодически выглядывая из-за деревяшек, он брел, лавируя между столами и стульями. Это было то самое помещение, в котором Вавочка совсем недавно обвиняла дочек в криворукости. В щель между дровами Данила увидел синий Варькин "фартук для стряпни", как будто повисший в воздухе, и голос, ужасно похожий на голос тетки, рыкнул:

— Ку-уда! В угол, в угол, не на стол!

"Освоилась, Фрекен Бок", — хмуро подумал он, — "распоряжается. Небось, всем решила показать, кто теперь обладатель полной власти и твердой руки. Теперь она нам даст жизни!"

Свалив поленья в указанный угол, Даня оглянулся и замер от изумления наподобие соляного столба: в печи, скривившись от жара, шуровала кочергой помидорно-красная… нет, не Лариса, а Зоя, по-разбойничьи повязанная, словно банданой, красно-сине-белым платком. "Это же теткин платок, она его на распродаже в Париже купила!" — проскочило у Данилы в мозгу, — "Варька еще все время хвасталась, что он от Ив Роша и сто баксов стоит". Изумление его возросло при виде соседок, которые молча, слаженно кромсали зелень — вылитые поварята в ресторане, и это вместо того, чтобы наперебой причитать, сидючи в "зале" в обществе пьяненького Павла Петровича. Впрочем, и самого безутешного вдовца, до сей поры просто дневавшего и ночевавшего в столовой по соседству со "шкапчиком" и настойками-наливками, Даня вскоре обнаружил в саду. Павел Петрович был практически трезв и усердно поливал из шланга всякую садово-огородную растительность.

— Дывлюсь я на Зойку! — услышал Данила за своей спиной и чуть не подпрыгнул от неожиданности, — Однако, как девка-то расцвела? А, Дань?

— М-да, "пожар способствовал ей много к украшенью", — кивнул он насмешливо улыбавшемуся Иосифу, возникшему прямо из-под земли, — Я-то сперва, пока дровишки пер, думал: Ларка бузит, удаль показывает. Потом гляжу: батюшки-святы, а это Зоенька, рыбка наша снулая!

— Ты еще с бандитками общался, а она как выйдет на порог, да ка-ак гаркнет! Не помню что, но, словом, "становись"!!! Мы все, будто новобранцы…

— Странная она стала все-таки, ну очень странная, — у Данилы в голове не укладывалось, что "никакая" Зоя смогла так все организовать.

Получается, что она одновременно: вручила рассопливившимся соседкам ножи, а впавшему в запой депрессивному папаше — шланг для полива, отправила слонявшихся без толку мужиков рубить дрова, собственноручно прочистила и растопила печь, с которой всегда имела дело только ее мать. Варвара страшно гордилась этим монстром в углу вполне современной кухни, как и любой старой вещью в доме: "это прабабушкино, это прадедушкино!". А к печке она вообще никого не допускала, зная, что Павел Петрович втайне мечтает демонтировать пожароопасное и практически бесполезное сооружение. Диверсий с мужниной стороны опасалась — не иначе. Но если теперь командование хозяйством перешло в руки младшей из Варвариных дочерей, то что же тогда делает Фрекен Бок, ведь у нее просто мания была всю жизнь — отдавать распоряжения? Где Лариска-то?