Наталья Александрова - Миллион черных роз

— Что вам угодно? — сухо спросила Лола.

— Пришлось в театре выяснить номер вашего сотового, — гремел в трубке голос капитана, — как себя чувствуете, Ольга Николаевна?

— Надеюсь, вы звоните не для того, чтобы пожелать мне спокойной ночи? — не выдержала Лола. — Вряд ли я сегодня смогу заснуть без снотворного.

— Я звоню для того, чтобы сообщить вам, что завтра в одиннадцать утра вас ждет к себе следователь Крачкин.

— Кто?

— Следователь Крачкин, Василий Терентьевич, комната триста пятьдесят восемь. Паспорт не забудьте!

— Благодарю за заботу! — фыркнула Лола. — Вы очень любезны.

— Да, и вот еще что, — голос стал более ехидным, — я тут у ваших театральных коллег выяснял… вы всегда опаздываете. Так вот, не вздумайте такое сделать завтра! Следователь Крачкин этого очень не любит! Так что попросите своего сожителя, чтобы пораньше вас разбудил!

— Нахал… — удивленно сказала Лола, но в трубке мобильника уже раздавались короткие гудки.

— Ну что? — Маркиз стоял в дверях ванной и старательно отводил глаза от Лолиной голой груди. — Кто это звонил?

— Это звонил капитан Сойка, — промурлыкала Лола, — сообщил, что мне надо прибыть завтра утром к следователю Крачкину. И еще знаешь что, Ленечка? Кажется, он ревнует меня к тебе.

Лола отдала мобильник разинувшему рот Лене и с головой ушла под воду.

Дверь кабинета оказалась открытой. Лола вошла внутрь. Возле входа стоял огромный стеллаж с папками и скоросшивателями, отгораживавший от нее остальную часть комнаты и создававший что-то вроде прихожей.

— Кто там скребется? — послышался из-за стеллажа бравый офицерский голос. — Заходьте внутрь, не стойте на пороге!

Лола послушалась и прошла в кабинет следователя.

Честно говоря, она несколько иначе представляла себе это помещение.

Здесь, конечно, был письменный стол — точнее, целых два, но в остальном эта комната напоминала скорее не кабинет, а помесь гаража и мастерской — то ли столярной, то ли слесарной. В одном углу была свалена груда аккуратных деревянных дощечек и реечек, из-под которой выглядывала коробка гвоздей и новенькая ножовка с ярко-оранжевой пластмассовой ручкой.

В другом углу красовалось самое настоящее автомобильное колесо, а к нему прислонился явно не новый автомобильный же аккумулятор. Прочих мелких частей и деталей от машин и механизмов в кабинете было множество, но Лола не имела понятия, как они называются.

Довершали интерьер кабинета двое людей, судя по всему, деливших этот кабинет в служебные часы.

Один из них сидел за письменным столом, на полметра заваленным картонными папками и яркими глянцевыми пакетиками, в которых, судя по картинкам, находились семена овощей и цветов. За спиной огородника к стене был пришпилен цветной плакат воспитательного содержания. На плакате красивый кудрявый молодой человек образца пятидесятых годов тянул руку к хрустальной рюмке, до краев наполненной недвусмысленной прозрачной жидкостью. Крупная надпись в верхней части плаката состояла всего из одного слова:

«Остановись!»

Но в самом низу плаката было приписано красным фломастером остроумное продолжение:

«Мгновенье, ты прекрасно!»

Внешний вид огородника, сидевшего под этим многозначительным плакатом, говорил о том, что он разделяет нравственный пафос высказывания. Маленькие серые глазки были излишне оживлены, движения несколько суетливы, а физиономия была слишком красной для данного времени года и данной части суток. В остальном внешность огородника была весьма заурядна — невысокий крепенький упитанный бодрячок лет около сорока с неровно подстриженными темно-русыми волосами, которые он то и дело взъерошивал короткопалой пятерней.

Субъект, занимавший второй стол, был полной ему противоположностью. Очень худой и очень длинный, он едва умещался за своим девственно чистым столом, на котором находилось единственное украшение — модель автомобиля «Жигули» в масштабе примерно один к пятидесяти. Волосы этого автомобилиста были тщательно прилизаны и даже как бы приклеены к черепу, он то и дело облизывал узкие бледные губы и поводил головой из стороны в сторону, как будто ему был тесен воротник.

За спиной у него тоже красовался плакат, но совершенно другой идейной направленности.

На этом плакате толстый жизнерадостный штатский человечек, весело улыбаясь, рассказывал что-то злобному худощавому брюнету в очках. У этого брюнета только половина лица была штатской, вторая же половина была свирепой эсэсовской мордой в фуражке с мертвой головой.

Надпись на этом воспитательном плакате гласила:

«Болтун — находка для врага».

— Вы к кому, девушка? — осведомился жизнерадостный огородник, увидев на пороге застывшую в растерянности Лолу.

Лола на всякий случай заглянула в повестку и сообщила:

— К следователю Крачкину.

Огородник мгновенно потерял к ней всяческий интерес и уткнулся в свои любимые семена. Высокий же и противный субъект с прилизанными волосами поднял снулые глаза и проговорил сухо:

— Вы кто — Чижова?

— Ну да, мне звонили…

— Вы опоздали на две минуты, — сурово припечатал Крачкин.

Лола, которая никак не опоздала, а даже пришла в кабинет на одну минуту раньше назначенного времени, хотела было посоветовать Крачкину, чтобы он выбросил свои часы, но промолчала.

— Садитесь, — следователь неприветливо кивнул на неудобный шаткий стул возле своего стола.

Лола села и порадовалась, что послушалась Леньку сегодня утром и сделала самый скромный макияж и не стала пользоваться духами. Если бы следователем была женщина, Лола и сама бы сообразила, что нужно выглядеть как можно скромнее. Но кто знает, как реагирует на женщин следователь Крачкин?

— Скорее всего, он на них никак не реагирует, — утверждал проницательный Маркиз, — скорее всего, он законченный зануда и педант, раз не прощает минутного опоздания. Послушайся меня, Лолка, оденься как можно скромнее и незаметнее, пусть он и не вспомнит, что ты актриса, пусть считает тебя серой зачуханной домохозяйкой. Поверь, так будет гораздо лучше.

Лола согласилась скрепя сердце. Она перерыла весь свой неплохой гардероб, но не нашла там никакого простенького костюмчика синего или серого цвета с прямой юбкой «учительской длины» — чуть ниже колена. Пришлось надеть брюки и бордовый свитер с пышным воротником.

И вот теперь Лола думала, что Леня был на сто процентов прав. Нечего было и пытаться соблазнить такого человека, как сидевший перед ней следователь Крачкин. То есть о соблазнении не шло и речи. Но даже пытаться склонить Крачкина на свою сторону, вызвать жалость к себе, как к хорошенькой женщине, попавшей в беду, у Лолы не было ни малейшего шанса.