Иоанна Хмелевская - Жизнь как жизнь

На четвертый день пани Марта случайно услышала обрывок разговора между своими детьми, от которого у нее волосы на голове встали дыбом.

— Этот доктор с Жолибожа — человек порядочный, — говорила Тереска Янушеку, который чистил сразу все свои ботинки на ступеньках возле черного хода. — На деньги не жадный, так что я с ним все уладила. Не будь свиньей, одолжи свой велик!

— Повозка рикши вам больше пригодилась бы, — недовольно ответил Януш. — Одна пусть везет другую. А вообще вы обе дуры и в жизни ничего не понимаете. Через неделю вас не станет.

— Сам ты дурак и в жизни не разбираешься. Ты как считаешь, что я рожу, что ли, эту рикшу? Одолжи велик, чужие люди — и тем жалко несчастных детей, обиженных судьбой, а ты такой жадный пень!

— А меня внебрачные подкидыши не касаются. Раз ты сама сделала глупость, сама и выкручивайся — твои проблемы…

Больше ничего окаменевшая от ужаса пани Марта не услышала, потому что разгневанная Тереска сбежала с лестницы, намереваясь врезать Янушеку здоровенный подзатыльник обувной щеткой. Янушеку удалось ловко увернуться от удара, беседа между близкими родственниками приобретала слишком бурный характер, и понять ее было невозможно.

— Дети, не деритесь, — машинально сказала пани Марта и отправилась в кухню с тяжестью на сердце и паникой в душе.

Дело казалось ей весьма деликатным, и она ломала голову, как поступить. Тереска была почти неуловима, она отказывалась давать объяснения, отговариваясь отсутствием времени. Она вообще-то всегда была правдивой, и было известно, что ни от чего она не станет отпираться и не соврет. Однако, если ее прижать, она могла бы замкнуться и ничего не отвечать. В последнее время она казалась какой- то странно рассеянной… Пожалуй, единственный шанс — дознаться от Янушека, что происходит.

Янушек уже лежал в постели, когда пани Марта отправилась в бывшую комнату для прислуги под предлогом проверки количества чистых носков.

— И зачем вам рикша? — спросила она с показным равнодушием, просматривая содержимое полки.

Опираясь на локоть, Янушек с беспокойством следил за действиями матери, опасаясь, не найдет ли она случайно жестяную банку из-под мазута. Отчистить ее он еще не успел, а она была очень нужна ему для изготовления бомбы. Соседство банки с одеждой могло бы вызвать серьезное мамино недовольство.

— Что? — удивился он. — Что за рикша?

— Мне кажется, я слышала, как вы разговаривали про какую-то повозку рикши и велосипед. Ты и Тереска. Зачем она вам?

— А-а-а! Так это не мне, это Тереске. Мне-то она до лампочки.

— А ей зачем?

— Для перевозки.

— Для какой еще перевозки?

Янушек плюхнулся на подушку и подложил руки под голову, на миг забыв о замасленной жести…

— Они сдурели, — презрительно сказал он. — По всей округе возят саженцы.

Пани Марта как раз добралась до жутко грязной, промасленной жести, спрятанной под свитерами и рубашками, но даже не обратила на нее внимания.

— Какие еще саженцы?

— Фруктовые. У них в школе с ума посходили. Велели им из-под земли достать миллионы фруктовых деревьев и посадить сад. Где-то там. И они носятся как ненормальные по разным людям, отрывают у них от сердца эти саженцы и возят в школу, как идиотки, пешком по всему городу. Даже рикшей было бы лучше.

Пани Марта почувствовала, что от невообразимого облегчения на нее накатила волна слабости. Она перестала просматривать одежду на полке и механически принялась снова складывать носки.

— А какое отношение к этому имеют несчастные дети? — спросила она осторожно.

— Этот сад должен быть для детей. Тереска думает, что ко мне на буланой козе подъедет. Размахивает у меня перед носом этими детьми и хочет, чтобы я одолжил ей велосипед. Фигушки, я его сам починил, а они мне его снова испортят. Я ей велосипеда не дам, и говорить не о чем! Пусть грузовик нанимают!

— А ты, случайно, не знаешь, почему они этим занимаются в такую поздноту?

— А когда? Я бы и сам это делал под покровом темноты! Им и нужно, чтобы было темно, потому что с этим столом на колесах они похожи на кретинок. Я прямо дивлюсь, что их пока кинохроника не засняла! Цирк, да и только!

Пани Марта решила, что узнала вполне достаточно. На всякий случай она, конечно, поговорит с Тереской, но теперь ей, по крайней мере, известно, о чем говорить. Она оставила сына в покое и пошла подкарауливать дочь.

Тереска вернулась в четверть двенадцатого, изможденная и страшно сонная. Вид матери, которая ее явно поджидала, ни в малейшей степени девочку не обрадовал. Она с неохотой остановилась в дверях, прежде чем подняться к себе.

— Тобой интересовалась милиция, — сказала пани Марта, одновременно думая, что для холодного зимнего вечера Тереска одета чересчур легко, и теперь непонятно, о чем с ней говорить сначала. — Что это за история с какими-то преступниками, которых вам нужно опознавать?

— А что, их поймали? — поинтересовалась Тереска и сошла на ступеньку ниже.

— Не знаю. В чем тут вообще дело? Почему ты без свитера? Согласись, что я никогда не преувеличиваю насчет одежды, но ведь ты должна мерзнуть в таком наряде!

— Мерзнуть! — фыркнула Тереска в бешенстве, вспоминая дорогу с Жолибожа с грузом, который грозил соскользнуть с повозки на каждом переходе. Вместе с саженцами повозка весила несколько добрых десятков килограммов. — Я вся вспотела, а ты говоришь — мерзнуть! Попробуй протащить через весь город пятьдесят кило, а я посмотрю, как ты замерзнешь!

Пани Марта обрадовалась, что Тереска сама начала этот разговор, но тут же она окончательно запуталась во множестве тем, которые следовало обсудить с дочерью. Таинственность, с которой Кшиштоф Цегна, молодой, красивый парень, неоднократно спрашивал про Тереску, тревожила ее мать. Предостережение пани Мендлевской, саженцы, свитер, преступники, перевозка грузов по городу, — все смешалось в кашу.

— Вот именно, — поспешно сказала пани Марта. — Деточка, разве нельзя все это организовать разумнее? Почему с Жолибожа? То есть я хотела сказать, почему нужно возить через целый город? Я знаю, что вы что-то делаете для школы, но ничего не понимаю, и вообще, будь добра объяснить, в чем дело.

— Сейчас? — спросила Тереска, и в голосе ее послышался бурный протест.

— Да, сейчас, пожалуйста, — решительно ответила пани Марта, которая сама придерживалась мнения, что это не лучшее время для воспитательных бесед. — Ты куда-то пропадаешь на целые дни, а возвращаешься скандально поздно. Что все это значит?

Тереска тяжко вздохнула и сдалась, усевшись на ступеньки. Было совершенно очевидно, что добычу и перевозку саженцев, по мнению окружающих, надлежало организовать рациональнее. Для нее самой ныне применяемый метод был единственной возмож¬ностью, потому что речь шла о Богусе. Никоим образом она не могла признаться, почему поступает именно так, а не иначе, поскольку никто не мог этого понять и никто не должен был об этом узнать.