Анна Ольховская - Черный маг за углом

Похоже, это было связано как раз с появлением зеленоглазой незнакомки. Она что-то беззвучно прошептала, ее полупрозрачная рука прикоснулась к медальону Константина.

И пришла боль… Дикая, нечеловеческая боль, от которой мужчина на долю секунды – он даже не успел упасть – потерял сознание. А когда пришел в себя, оказалось, что он все вспомнил.

Эта была ЕГО семья! ЕГО деревня! ЕГО родина!

Он уехал отсюда полтора года назад на заработки в Москву. Удалось устроиться на одну из строек, платили там хорошо, не обманывали. Константин высылал деньги своим, подарок Вовке купил, модный рюкзак. Эта стройка заканчивалась, и он собирался приехать на пару дней к своим – соскучился очень. А потом искать новую работу.

Но на автовокзале, когда он ждал отправления своего автобуса, к нему подсел какой-то мужик. Странный мужик, на манекен похожий. Голос словно механический, неживой. Лопаткину даже захотелось пересесть на другое место, но неудобно как-то было. Мало ли что с человеком, может, после инсульта какого или еще чего? А он будет шарахаться, как от зачумленного.

А надо было шарахнуться, как теперь понял Константин.

Разговорились, мужик расспросил про семью, про работу. Узнав, что собеседник – мастер на все руки, незнакомец, представившийся Егором, тут же предложил денежную работу, коттедж какому-то бобру отделывать. И вроде бобер охренительные деньжищи платит за качество в короткий срок.

Услышав сумму, Константин дрогнул. Это если он пару месяцев еще на этого бобра поработает, можно будет год дома пожить, не мотаясь по стройкам. А там, глядишь, и работа в деревне появится, вроде собираются у них новый санаторий строить.

В общем, Лопаткин поехал с Егором смотреть коттедж. Бобром оказался невысокий подтянутый человек с пронзительным взглядом глубоко посаженных глаз, представившийся Петром Никодимовичем Шустовым. Странный такой работодатель, совершенно не интересующийся навыками и умениями потенциального работника. Он несколько раз обошел вокруг Константина, прикрыв глаза и положив руки себе на грудь, словно бы придерживал там что-то. Потом удовлетворенно кивнул, взял со стола медальон на темном кожаном шнурке и резким движением набросил его на шею Лопаткина.

В голове словно бомба взорвалась, и прежнего Константина не стало…

А теперь он вернулся. И буквально задохнулся от жгучей ненависти к ублюдку, исковеркавшему жизнь ему и его семье. Он должен, он просто обязан раздавить эту тварь!

«Не спеши».

Голос зазвучал прямо в голове, женский голос. Константин почему-то сразу понял, кому он принадлежит – этой вот девушке, что освободила его, хоть губы ее и не шевелились.

А голос продолжал звучать:

«Костя, ты сейчас опять встанешь в Круг и сосредоточишься на медальоне. Ты не должен допустить, чтобы тебя заменили! Через тебя мы сможем проникнуть под защитный купол и помешать планам этих нелюдей! Ты очень нужен нам! Своей жене, сыну, матери! Слышишь?»

Константин кивнул.

«Тогда действуй. В реальности прошло полсекунды, никто ничего не заметил».

– Нет, Старший, – покачал головой Лопаткин, стараясь говорить так же, как прежде, – монотонным механическим голосом, – не надо меня заменять. Я справлюсь. Я не хочу оказаться Наместником в каком-нибудь Заполярье. Это была минутная слабость.

– Ну смотри, – процедил Старший, внимательно вглядываясь в глаза подчиненного, – если снова поставишь под угрозу…

– Я справлюсь.

Уверенность в голосе мужчины была более чем твердой. Старший, обладающий небольшими экстрасенсорными способностями, почувствовал – адепт говорит искренне.

– Тогда начнем.

Впервые в жизни Лана ощущала такое неудержимое, какое-то животное желание. Она не могла думать больше ни о чем, кроме секса с этим роскошным самцом. А что самец роскошен не только внешне, но и в постели – девушка не сомневалась.

Сергей Тарский, Сережа! Высокий, гибкий, сильный! Как легко он несет ее сейчас на руках! Он почти бежит, торопясь уединиться в доме, а его светло-голубые глаза стали почти фиолетовыми от возбуждения!

Кажется, за ними следом направились несколько человек из этого их фонда, но Лане было все равно. Что, зачем, почему – какая разница? И все эти странности, ее головные боли, душевный дискомфорт – они исчезли. Растаяли, растворились, покрылись пеплом забытья.

Желание познать этого мужчину становилось все нестерпимее, Лана не выдержала и, неудобно изогнувшись на руках Сергея, жадно впилась в его губы, шепча между короткими поцелуями-укусами:

– Скорее! Ну скорее же! Я не выдержу! Я хочу тебя!

Тарский ускорил шаг, но, поскользнувшись, едва не упал вместе со своей распаленной ношей в отрезвляюще холодный снег. Пришлось снова вернуться к быстрому, но все же шагу, и через три минуты он уже стоял перед дверью коттеджа.

Легкая возня, сопровождаемая горловым смехом, и вот уже ключ, пригревшийся в нагрудном кармане девичьего комбинезона, вставлен в замочную скважину. А еще через десять секунд дверь за Сергеем и Ланой захлопнулась.

И не менее разгоряченный Тарский не заметил, что висевшего на груди кинжала-Ключа, который Проводник всегда и везде носил с собой, нет. Тонкий кожаный шнурок лопнул, когда мужчина, поскользнувшись, пытался удержать равновесие и свою чувственную ношу.

Ни прижатое тело девушки, ни одежда самого Тарского не смогли удержать главный артефакт, без которого открытие Врат невозможно. Кинжал серебристой змейкой выскользнул из-под свитера и исчез в снегу.

Хотя нет, не исчез. Его побег, похоже, не остался незамеченным. Если этот побег вообще был случайным…

Когда через пять минут на территории дома отдыха началась суета построения Большого Круга, к месту, где нырнул в снег клинок, подошел один из адептов культа, незаметно наклонился, вытащил Ключ и, спрятав его под курткой, побежал к задним, служебным воротам дома отдыха.

А в коттедже мужчина и женщина страстно целовались у входной двери, не успев даже снять тяжелую зимнюю обувь. Правда, Лана уже стояла на ногах, но оторваться от Сереженьки никак не могла. Хотя разуться и особенно раздеться не помешало бы.

И принять душ. Сергею. Потому что как только они оказались в замкнутом помещении, как девушка ощутила неприятный запах. Сначала лишь намек, словно принесло сквознячком. Но постепенно запах усиливался, пока не получил право называться вонью.

И целоваться посреди смрада как-то сразу расхотелось.

Лана оторвалась от жадного рта мужчины и поморщилась:

– Фу, гадость какая! Чем это так воняет? Ты что, неделю не мылся?

Тарский втянул носом воздух и по-кошачьи улыбнулся:

– Ах ты, шалунья моя! Ничем тут не воняет. Это так ты намекаешь, что хочешь сделать это в душе? Надеюсь, у тебя здесь достаточно просторная ванная комната? Хорошо, идем туда, если хочешь.