Борис Штейман - Вольтижеры

— Сколько лет, сколько зим! — воскликнул он с деланным энтузиазмом. — Вы нисколько не изменились! По-прежнему, как огурчик и на боевом посту!

— Да, да… Я тебя сразу признала, сразу! Сколько воды утекло! Мой-то Павел Сергеевич уже пять лет, как помер!

— Да что вы! А такой крепкий был мужчина!

— А я в музее билеты проверяла, потом в театре работала, пока не закрыли, а теперь вот здесь! — и, переходя на шепот, добавила: — Платят неплохо, фирмачи доплачивают! Иногда даже сгущенку дают! Сгущенка — это вещь!

— Да, сгущенка — это вещь, — подтвердил Евгений Павлович и, потрогав ребристую рукоятку револьвера, добавил: — Но и бульдожка — тоже вещь!

— Бульдожка? — переспросила бывшая соседка и, помолчав, рассудительно произнесла: — Собаку сейчас не прокормить! Сами еле живы!

— Это, конечно, верно, — согласился Евгений Павлович.

Eмy захотелось немного погреться у чужой мудрости и услышать что-нибудь еще такое же основательное. Поэтому он спросил:

— Как вы думаете, возможна ли реставрация монархии? Причем самодержец чтобы непременно был членом КПСС?

— Да так оно и было все время! Что-то я не поняла!

— Нет! По-настоящему, со званием. Самодержец всея Руси!

— Какая ерунда! — отреагировала старуха. — Это кто же, аппаратчики мечтают?

— Может и они! Но я слышал от ветеранов на дармовом обеде, — ответил он.

— Просто рехнулись с голодухи! — объяснила бывшая соседка. — Ты проходи, садись на свободное место! — предложила она.

— Да я вроде не собирался, — замялся в нерешительности Евгений Павлович.

— Проходи, проходи! А потом подойди, поговорим, вспомним. Только обязательно подойди, не забудь!

В зале был полумрак и немного народа. Евгений Павлович сначала хотел пройти и сесть в первом ряду. Там можно было бы сползти немного с сидения и смотреть, полулежа, свободно вытянув в пустующее впереди пространство ноги. А к тому, что чрезмерно близко экран, можно было бы быстро привыкнуть. Но глаза все же стоило поберечь, и он занял место в середине зала. Вскоре свет совсем погас. Начался фильм, боевик. Когда-то в незапамятные времена, лет эдак тридцать назад, Евгений Павлович, еще учась в школе, также смотрел в «Форуме» американский фильм. «Великолепная семерка». Первый боевик, проникший после начала оттепели. Очередь в кассу тогда была фантастической длины. Все были в радостно-приподнятом настроении в ожидании зрелища и обмануты не были. Сейчас тоже был неплохой боевик, но радостного возбуждения не было. «Может, стоит осмотреть из первого ряда?» — подумал он. Но пересаживаться было лень. Вдруг какой-то шорох, встревоженный шепоток пронесся по залу. Кто-то промчался шумно по проходу к дверям и сразу же назад.

— Кинотеатр окружен… — вздохнули негромко сзади.

Евгений Павлович, было, рванулся с места. Но неожиданно надвинулось ощущение неотвратимости конца. Усталость и полное равнодушие охватили его. Он вынул бульдог, тихо положил его на пол и оттолкнул ногой. Устроился поудобнее в кресле и откинул назад голову. Со щемящей жалостью к себе он вспомнил своих друзей, которые успели унести ноги. Картинки прошлого вяло скользили, не задевая и сменяя друг друга… Пруд, сильно заросший осокой. Две девушки раздеваются на берегу. Он еще мал, они не для него. Пиявка присосалась к плечу!.. Евгений Павлович приоткрыл глаза. Мелькали последние кадры. Главный герой уходил от погони. Ловко постреливая, он вскочил на подножку уходящего поезда. Евгений Павлович сполз с кресла в проход, стал судорожно шарить вокруг руками, ладони собирали грязь. Наконец рука нащупала револьвер. В зале вовсю расцветала паника. Кто-то всполошено громко закричал. Евгений Павлович полз по-пластунски по проходу. Вот-вот должны были дать свет. В его распоряжении еще оставалось несколько секунд.

Лежащие под пулями вспоминают аферистов, всучивших им неисправную гранату, а также капитана и его родственников.