Михаил Башкиров - Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют…

Я ненавидел себя.

Я ненавидел фотоаппарат, подтверждающий в Кремль мою полную непригодность к чему-либо.

– Юноша!

Давненько так меня не окликали.

– Юноша, я думаю, вам будет интересно узнать кое-какие подробности…

Я подошел к открытой калитке.

Женщина как женщина.

Симпатичней доцентши.

Но до Зинаиды ей, конечно, далеко.

– Ваш муж состоит в Клубе Веселых Арбалетчиков?

– Мы разведены.

– Так ваш бывший муж состоит в клубе?

– Нет.

– Вы нашли утром у себя в саду яблоко, пробитое стрелой?

– Нет.

– Тогда какие подробности вы хотите сообщить?

– За последние полгода я была невестой Бога два раза.

Я внимательно пригляделся к недеформированной фигуре.

– Непохоже.

– Он зря старался, зря, зря!

– Успокойтесь и расскажите по порядку. И про первый визит, и второй.

– Пройдемте в дом.

– Ну, если вы настаиваете…

Дважды?

Значит, не всегда срабатывает операция по внедрению спермы в лоно…

Не всегда.

В зале с роскошным черным роялем разведенная мадам сыграла мне короткий этюд.

Доверительная атмосфера, возникшая после спонтанного музицирования, позволяла задавать самые интимные вопросы.

Но вместо рассказа о двойном совокуплении я получил свидетельство о том, что мне не грозит участь племянника Севы.

Пианистка неловко задрала подол невзрачного платья и спустила до колен трусообразную серость.

– Два раза я отдавалась ему…

– Верю.

– И в обоих случаях – безрезультатно.

Пианистка неловко переступила через сползшие трусцы.

– За десять лет жизни с мужем – не получилось. А мы ведь каждую ночь пробовали! С этим великолепным оплодотворителем – не вышло. За что мне такое наказание, за что?

Пианистка доверчиво приблизилась ко мне, так и не заразившемуся садоградской импотенцией.

– Может, вы попробуете?

Платье взметнулось до горла и улетело за рояль.

– У меня сегодня, по всем расчетам, самый благоприятный день.

Торопливо повернув объектив кремлевского фотоаппарата в сторону портрета бородатого композитора, я позволил тонким пальчикам, натренированным на музицировании, расстегнуть мой ремень.

Пианистка медленно повернулась и облокотилась на рояль.

Не знаю, как и назвать этот стремительный околомузыкальный опус…

А мне казалось, это Зинаида демонстрирует свою виртуозность и умелость.

Зинаида…

Но моя сперма была внедрена в непроизволительное чрево.

И, как выяснилось, я старался не зря.

Нет, вряд ли я сумел добиться того, что не получилось ни у тотального оплодотворителя, ни у пунктуального мужа…

Вознаграждение за труды заключалось в другом.

На прощание пианистка сообщила, что дважды приходивший умеет внезапно исчезать и внезапно появляться.

И еще быстро менять размеры.

От высокого до маленького.

И наоборот.

Так я получил информацию о трансформере-невидимке.

И еще пианистка указала на два, по ее мнению, очень подозрительных адреса поблизости.

Нет, женская благодарность не имеет границ…

Покидая музыкальный салон, я не прикидывал возможные санкции Кремля за нарушение сексуального запрета.

В таком безумном деле, как садоградский винегрет, сорваться не грех.

И я не жалел об экспромте.

Бесплодная пустыня по доставленным ощущениям ничем не отличалась от дееспособного оазиса.

Я вышел в сад.

На подстриженной, ухоженной лужайке пестрела радужными горошинами детская коляска.

Я заглянул под кружевной полог.

Облаченный в настоящий памперс, веселый игрушечный пупс держал в карминовых губах пустышку с кольцом, через которое была продета голубая ленточка.

Я отправил кадры с куклой прямиком в Кремль.

И не для оправдания.

После рояльного соития требовалось компенсировать произошедшее здоровой инициативой.

Я, не мешкая, отправился по указанным подозрительным адресам.

Музицируюшие женщины весьма наблюдательны.

На удобной широкой плахе – яблоко.

Над спелым плодом занесен топор палача.

Кромка отточенного лезвия мелко выщерблена.

Сейчас топор опустится – неотвратимо и безапелляционно.

Сейчас рассечет зрелую плоть.

Сейчас брызнет сок – натуральный, с мякотью.

Клыкастая огнедышащая бестия поглощает сморщенные, испеченные на лету яблоки.

Из-под шипастого хвоста рождаются мощные стрекозы с бирюзовыми ошалелыми фасеточными шарами.

В трехлитровых банках, предназначенных для засолки пупырчатых огурцов и отборных помидоров, заспиртованно плавают нашинкованные пенисы вперемешку с целыми яблоками.

Беременная старуха с распущенными седыми космами.

Вместо набухшего живота – яблоко, и там где полагается, – развернутые влажные тенистые листочки.

Орущий человек, лет сорока, мужского пола, среднего телосложения, без вредных привычек, знакомый с зубной фторосодержащей пастой, орущий неизвестно по какой причине.

Кошмар за пределами рамы.

Но в расширенных до максимума зрачках прописаны яблоки.

Яблоки сорта «Ева».

Три неодетых негритянки с гигантскими слонихоподобными лоханками, стоя на карачках, истово лижут розовыми жадными оголтелыми языками бока огромного яблока.

Холм из яблок.

На вершине холма выплясывает отходной гопак скелет, жонглирующий черепами.

Скелет подпоясан жовто-блакитным кушаком.

Экспозицию завершал автопортрет.

Я сразу признал в чеканном профиле изгрызанного мышами яблока хозяина.

Не хватало лишь роскошной шевелюры с банданой.

Вот я и закончил осмотр подозрительного подвала.

Здесь просто творил художник-любитель.

По его словам, импотенция высвободила в нем творческий потенциал.

Вся сексуальность ушла в краски.

Ну, а я двинул по второму адресу, надеясь что гарант Конституции оценит не только шедевры на яблочную тематику, но и мое показное усердие.

Второй подозрительный адрес располагался неподалеку.

Еще не дойдя до калитки, я увидел дородную няньку, толкавшую перед собой коляску.

Нянька передвигалась как-то странно, и я понял причину этого, обнаружив в асфальтовой трещине отломанный каблук.

Хороший повод быстро познакомиться и внедриться.

Догнал.

Отдал каблук.

Помог с коляской.

В благодарность – приглашение к чаю.

Хозяйка, ничем не уступающая по габаритам доцентше, встретила нас не совсем радушно.

– Что-то рано вернулись с прогулки.

– Каблук отломился.

– А это что за симпатичный кавалер?

– Племянник Нинели Осиповны.

– Который?

– Первый или второй, я в них запуталась.

– Наслышана, наслышана.

– Второй отбыл восвояси, – уточнил я. – А мне бы с хозяином переговорить накоротке.