Фаина Раевская - Трижды заслуженная вдова

— Знаем, — серьезно кивнул головой тот же карапуз (он, видимо, в этой компании был главным). — Тлидцать лублей, и я дазе показу.

И эти туда же! Что поделаешь, рыночная экономика. Теперь за конфетку никто с тобой даже разговаривать не станет!

Порывшись в карманах, я огорчении вздохнула:

— Нет у меня тридцати рублей, только пятьдесят!

— Ладно ус, давай полтинник, — согласился предводитель. — Посли!

Получив деньги, он бережно сложил купюру и аккуратно засунул ее в один из многочисленных кармашков комбинезона, не забыв застегнуть «молнию». Наш небольшой отряд двинулся в направлении машины. От-туда за шествием наблюдала Люська. Левка, утомленный дорогой и беседой с инспектором ГИБДД, дремал на переднем сиденье, привалившись к окну.

— Вон, видись, — остановился малолетний вымогатель, указывая на нашу машину, — дзип стоит?

— Ага, — кивнула я.

— Вот он как лаз и стоит возле восьмого дома, поняла?

— Ага, — снова повторила я, скорбя о напрасно потраченном полтиннике. Не то чтобы мне было жалко денег, просто за державу обидно: я внесла посильный вклад в дело развращения малолеток дензнаками и поддержала в них веру в то, что за деньги все можно.

— Ну, я посол! — вздохнул пацан, но с места не двинулся. — Тетенька, а дай на молозеное!

— Мороженое зимой есть вредно! — строго сказала я. — Горло заболит.

— Задина! — заявил он и убежал.

Проводив печальным взглядом этот цветок жизни, я махнула рукой Люське. Подруга, кряхтя, нехотя выползла из салона автомобиля.

— Ну чего? — недовольно буркнула она, поеживаясь на ветру.

— Пошли. Я узнала, где этот чертой восьмой дом!

— А может, на машине, Жень? Холодно очень!

Я молча указала рукой на серое трех этажное здание, возле которого стоял Ленкин джип, и заметила:

— На тачке мы туда не проедем.

— А Левка? Он с нами не пойдет? — по интересовалась Людмила.

— Нет. Пускай спит, болезный! Ему довелось немало пережить. Справлять нужду под надзором гаишника — дело, что ни говори, волнительное!

Ни о каких кодовых замках, ни тем более о домофонах жители нужного нам дома даже не подозревали. В подъезде ужасно воняло кошачьей мочой и кислыми щами.

— Фу! — Люська вытащила из кармана носовой платок и поднесла его к лицу. — Как они здесь живут?

— Ну, милая моя, это, конечно, не Вер саль, но еще и не совсем барак. А человек, он, знаешь ли, ко всему привыкает! — фило-софски изрекла я, останавливаясь перед обшарпанной дверью.

Несколько раз я нажала на кнопку звонка, прежде чем убедилась в бесполезности своих попыток.

— Эй, уснули вы там, что ли? — нетерпеливо воскликнула Люська, ударив пару раз кулаком по двери.

Послышались неторопливые шаги, и перед нами возникла худенькая, почти прозрачная, востроносенькая старушка.

— Чего колотитесь? — недовольно буркнула она. — Ишшо дверь разнесете, лошади!

Мы с подружкой вовсе не отличаемся богатырским телосложением, но в сравнении с этим лютиком действительно, наверное, выглядели как лошади-тяжеловозы.

— Простите, пожалуйста, — вежливо извинилась я, — но звонок не работает, вот мы и постучались легонько. Спицыны здесь живут?

При упоминании этой фамилии лицо старушки переменилось. Теперь ее беззубый рот растянулся в приветливой улыбке, а из глаз полился свет.

— Ой, батюшки! — всплеснула руками старая Дюймовочка. — Так вы к Зое? А и, невежа, вас в дверях держу! Проходите, голубушки, не стесняйтесь!

Бабуля ухватила меня за руку и с неожиданной силой потянула за собой.

Мы миновали длинный полутемный коридор. Справа и слева в нем располагались шесть дверей. Старушка толкнула одну из них и широким жестом пригласила войти Комнатка Дюймовочки, необыкновенно маленькая, чистенькая и светлая как она сама, была обставлена в стиле пятидесятых годов Инородным телом выглядел электрический чайник, стоявший на круглом столе, накрытом белоснежной ажурной скатертью.

— Садитесь, садитесь, — суетилась хозяйка. — Зоя-то в магазин пошла, а Светка, дочка ейная, в институт с утра побегла. Теперь, почитай, только к вечеру вернется. Меня баба Нюра зовут. Сейчас мы с вами чайку попьем, а там, глядишь, и Зоя при дет...

Баба Нюра ни на минуту не переставала двигаться, чем вызвала у меня легкое головокружение. Создавалось впечатление, что и небольшой комнатке востроносых старушек но меньшей мере десятка три. Через минуту перед нами уже стояли чашки с ароматным чаем, а на столе волшебным образом материализовалась баночка с вишневым (!) вареньем. Баба Нюра продолжала тарахтеть:

— А вы к Зое-то своих охламонов определить хотите? Правильно! Почитай, со всей округи к ней детишек водють. Дар Зоинька имеет, подход особый к кажинному найдет! Да вот только зря денег не берет! Брала бы где копеечку, где рублик — все б полегче жилось. Хорошо хоть Светка помогает! Она в какую-то контору устроилась подрабатывать по вечерам...

Мне захотелось заклеить беззубый рот бабки скотчем, чтобы она хоть немного помолчала. Но тут я подумала, что она наверняка может рассказать кое-что интересное.

Поэтому, уловив паузу в болтовне старушки, я торопливо спросила:

— А муж ее где?

Бабка Нюра сбилась с мысли и несколько секунд удивленно моргала.

— Так ведь не было его сроду! — придя в себя, ответила она.

— Как это не было? — притворно удивилась Люська. — А дочка? Раз есть ребенок значит, должен быть и отец! Впрочем, истории известен случай непорочного зачатия. Но это скорее исключение, чем правило.

Бабка какое-то время молчала, а потом заговорила с еще большим пылом:

— Да какой Аркашка отец?! Никакой! Обрюхатил Зойку, да бросил. Даром, что ученый! Тьфу! Поэтому у нас в стране и бардак, что такие вот ученые у власти стоят, А пенсия? Они хоть раз бы прожили на те деньги...

Испугавшись, что бабульку занесет и дебри большой политики, я воскликнула:

— Ага! Значит, муж у Зои все-таки был! Да еще ученый! Как, вы говорите, его звали? Аркадий?

— Да это я его Аркашкой называла, я имечко у него было больно чудное: не то Акольд, не то Арнольд... А может, и вовсе Адольф. Не упомню теперь уж. Аркашка он для меня, и все тут. Зойка-то как узнала, что дите ждет, так ведь удавиться хотела. «Баб Нюр, — говорит, — как жить-то теперича? Я ж учительница! Какой пример детям?! Да и зарплата у меня копеечная...» Только я ее уговорила. «Нынче, — говорю, — Зойка, не те времена, чтоб из-за мужиков давиться! Рожай, уж вырастим как-нибудь и без твоего ученого!» Энто уже опосля Аркашка ейный приезжал. Денег предлагал, подарки там всякие... Выгнала его Зойка. А потом, слава богу, полегче стало. Там профсоюз ихний, учительский, значит, начал какие-никакие деньги присылать как матери-одиночке...

Послышался звук открываемой двери и чьи-то неторопливые шаги.