Фаина Раевская - Анекдот о вечной любви

Все эти мысли мгновенно промелькнули в моем мозгу. Не найдя подходящего объяснения позднему визиту неизвестного гостя, я вознамерилась было свалиться в обморок, но не преуспела, еще больше перепугалась и повторила:

— Кто это?

По лицу Геннадия Петровича было не заметно, что он удивлен или напуган. Наоборот, в глазах его засветилось плохо скрываемое торжество, и смотрел он на меня с сочувствием. В дверь снова поскреблись. Слабо надеясь на положительную реакцию сыщика, я робко предложила:

— Давайте Кольке позвоним. Или в милицию…

— Обязательно позвоним, — успокоил меня Геннадий Петрович, но как-то неубедительно, после чего, испустив глубокий вздох сожаления, произнес: — Извини, солнце мое, это для твоего же блага…

С этими словами Мужчина Моей Мечты двинул меня по шее, и я вырубилась.

Сколько времени мне довелось пребывать в беспамятстве, судить не берусь. Когда я очнулась, ощущение движения подсказало, что меня куда-то везут на машине, при этом на глаза давит тугая повязка, а руки крепко связаны за спиной. От неудобной позы все тело затекло, к тому же нестерпимо хотелось в туалет. Однако обнародовать свое возвращение к жизни я на всякий случай не стала. Пусть глаза у меня завязаны, но уши-то действуют! Но, как я ни напрягала органы слуха, услышать ничего не удалось — по той простой причине, что мои похитители не обмолвились ни словом. Ожидая от жизни самого худшего, я принялась рассуждать по возможности здраво. Выходило как-то очень уж мрачно и печально. И печаль эта не оставляла никаких надежд на светлое будущее. Ясно одно: Охотник, наконец, нашел свою жертву, а Геннадий Петрович оказался казачком засланным. Сомнений в этом не оставалось, хотя бы потому, что он собственноручно двинул меня по шее. Это, конечно, нехорошо, но больше пострадало мое женское самолюбие: как я могла принять такого подлеца за Мужчину Моей Мечты?! Видно, права народная молва, утверждающая, что любовь зла. Ну, ладно, у меня башню снесло от одного только вида Геннадия Петровича. Но Петька?! Он-то как не разглядел коварного злодея под маской друга? Впрочем, справедливости ради отмечу, что ординарец сыщика невзлюбил с первого взгляда. Мне бы прислушаться к мнению доброго приятеля, но тогда я списала его мнение на сексуальный экстаз от прелестей секретарши Зиночки. К сожалению, правота ординарца открылась слишком поздно: я связана, хочу в туалет, и, кажется, Охотник на этот раз завершит свою миссию.

— Батя, а ты не переусердствовал? — молодой голос звучал чуть встревоженно. — Что-то она долго в себя не приходит…

— Все нормально, — без намека на волнение произнес знакомый баритон. Еще вчера он звучал привлекательно, а теперь вызывал лишь отвращение. — Умение на время нейтрализовать жертву у меня доведено до совершенства. Ты забыл, где я полжизни прослужил?

— Не забыл. Как не забыл и то, что тебя уволили из организации за превышение служебных полномочий. Ты убил свидетеля, помнишь?

— Не надо, сын, напоминать то, о чем я хочу забыть, — проворчал Геннадий Петрович. — Этот, как ты говоришь, свидетель был моим агентом и очень много знал. Чересчур много. А знания значительно укорачивают жизнь.

«Это точно», — отстраненно отметила я. Разговор Геннадия Петровича и его… сына?.. меня увлек, однако ясности в сложившуюся ситуацию не внес. Наоборот, еще больше все запутал.

— Все-таки она подозрительно долго в обмороке пребывает, — не унимался молодой.

— Так ведь у нее голова уже стукнутая. Возможно, сказалась старая травма, поэтому ее хрупкий девичий организм до сих пор находится в бессознательном состоянии.

Где-то впереди послышалось легкое шевеление. На всякий случай я затаила дыхание. Обнаруживать присутствие сознания в родном теле не хотелось, это могло помешать получению ценной информации.

— Жива…

Должно быть, Геннадий Петрович какое-то время пристально меня разглядывал. Видеть этого я не могла, но по волне дорогого одеколона догадаться об этом было несложно. Я вознамерилась и дальше валять дурака, но организм решительно не согласился с моими планами, подал сигнал, который не подлежал двоякому толкованию, и я страстно застонала.

Мои мучители несказанно обрадовались.

— Здравствуй, Василь Иваныч! — радостно поприветствовал меня Геннадий Петрович. — А то я уж засомневался: не переборщил ли ненароком? Сила-то у меня на здорового мужика рассчитана.

— Ничего, переживу, — успокоила я сыщика и его… м-м… наверное, все-таки сына, а по совместительству — сообщника. Впрочем, это лишь мои персональные выводы. На самом деле все могло обстоять иначе…

— Вот и я говорил Арсению, что ты переживешь, — согласился Геннадий Петрович. — Ты вообще на редкость живучая.

— И вас это, кажется, расстраивает?

— Меня лично — нет. Наоборот, я искренне рад… — лица сыщика я не видела, но, судя по тону, радость его и в самом деле не знала границ. — Ты мне симпатична.

— Угу, охотно верю. Только как быть с жизненным опытом?

— Что? — не понял сыщик.

— Я говорю, куда его девать? Он мне недвусмысленно намекает, что чаще всего под раздачу попадают именно симпатичные особы.

Арсений, так, кажется, Геннадий Петрович назвал своего спутника, заржал.

— Засунь свой опыт знаешь куда?

— Знаю, — поспешно согласилась я, решив не злить своих похитителей. Кто знает, что у них на уме? Коварство их планов было несомненным, но вдруг моя покладистость сослужит добрую службу и меня убьют быстро? В том, что меня везут убивать, я уже не сомневалась.

— Сеня, не груби тете. Она хорошая, нервная только, — ласково посоветовал Геннадий Петрович. Мне бы воспользоваться ситуацией, пустить жалостливую слезу, но в меня словно черт вселился: я здорово разозлилась и вдруг перестала бояться. Что уж там бояться, когда жить осталось считаные минуты!

— Сеня, как я поняла, и есть сын морковки и младшего Чипполино, которому не повезло со здоровьем? На самом деле отцом этого гибрида является другой братец-луковка?

Сеня опешил:

— Что она такое несет?

— Говорю же, стукнутая она, — с печалью и голосе напомнил Геннадий Петрович. — Будь ты ловчее, Арсений, девушка сейчас бы не мучилась.

Какое-то время в салоне машины слышалось только гудение двигателя. Арсений молчал, молчал и Геннадий Петрович, а уж я — и подавно. О чем думали мои спутники, я не знала. Я пыталась изобрести план собственного спасения, хотя в моем положении это было крайне затруднительно. Но надежда умирает последней!

— Мне в туалет надо, — поделилась я сокровенным.

— Обойдешься, — зло бросил Арсений, раздосадованный упреком Геннадия Петровича.

— Как знаешь, — равнодушно заметила я. — Только существует вполне реальный шанс, что я оскверню обивку, а она, кажется, не дешевая.