Фаина Раевская - Методика очарования

Банку из-под кофе я нашла в шкафчике, но она оказалась пуста, зато обнаружился пакетик с чаем, носящим загадочное название: «Выбор невесты». Если бы на пакетике не было русскими буквами написано «чай», то, глядя на плотные зеленоватые шарики, я бы ни за что не догадалась, что это именно тонизирующий напиток, а не какое-нибудь средство от тараканов. Не желая рисковать, я залила кипятком только один шарик, а потом примерно с минуту наблюдала, как он раскрывается и превращается в розочку, окрашивая воду в насыщенный зеленовато-коричневый цвет. Когда первый глоток ароматного чая проник внутрь моего многострадального организма, сверху послышался грохот, словно пяти-шестилетний ребенок молотил ножками по полу. Я немного испугалась, но потом вспомнила слова Игоря Юльевича: «Соседи… Сынок у них малолетний. Балуется, чертяка», успокоилась и вернулась к приятной процедуре чаепития. Чай оказался изумительно приятным на вкус, однако работе мысли не способствовал, скорее даже наоборот: голова моя соображать перестала, сделалась вдруг тяжелой, а потом ее неудержимо потянуло вниз, к столу. «Наверное, это все-таки был не чай, а крысиная отрава… Ну ни фига себе, невеста выбрала!» — отстраненно и как-то очень спокойно подумала я, проваливаясь в глубокий сон.

Самолет плавно набирал высоту. Взлет прошел успешно, пять минут — полет нормальный, хотелось бы верить, что и сама операция, а также посадка пройдут в обычном штатном режиме. Впереди и немного слева висел слепящий диск солнца. Его сияние было настолько ярким, что мне пришлось надвинуть на глаза солнцезащитные очки. Если бы я этого не сделала, то управлять тяжелым «Ил-76Т» просто не смогла бы. В тесной кабине пилотов, кроме штурвала, который я крепко сжимала обеими руками, больших часов с двумя стрелками и еще множества каких-то малопонятных приборов, сидели Катька в кресле второго пилота и Никита на месте штурмана.

— Командир, — обратился ко мне Никита, — скоро выходим на заданную высоту. Через пятнадцать минут прибудем на место. Я дам команду Мишке, пусть готовит препарат?

Вместо меня, как всегда, ответила шустрая Катька:

— Я сама это сделаю, а заодно проверю готовность системы. Мне почему-то не понравилось, что вместо Крюгера приперся какой-то Макферсон. Как бы чего не вышло…

— Не извольте беспокоиться, — отвесил Никита шутовской поклон. — Макферсона рекомендовал лично Игорь Юльевич…

— Все равно следует проверить, — упрямо отозвалась подруга и скрылась за дверью кабины.

— Тангаж в норме, закрылки выпущены, курс 7709, коридор свободен. Перейти на автопилотирование? — мудрено высказался Кит. Из всего сказанного им мне удалось опознать только два слова: «коридор» и «автопилотирование», причем последнее мне понравилось больше, потому я процедила сквозь зубы:

— Переходи.

Послышалось негромкое и какое-то «вкусное» щелканье тумблеров, после чего Никита мягко посоветовал:

— Расслабься, командир, все идет по плану.

— М-м… — неопределенно хмыкнула я, а про себя подумала: «По какому такому плану, интересно? И вообще, что происходит? Почему Никита меня обзывает командиром? И кто меня усадил за штурвал такого большого, а главное, настоящего самолета? Я ведь даже велосипедом управлять не умею. Да что там велосипедом?! С обычных «шпилек» падаю ровно на четвертом шаге. Куда мы летим? Что мы еще натворили?!» Где-то глубоко внутри сознания и души зрела самая настоящая паника, усиленная приступом клаустрофобии: кабина пилотов вдруг показалась мне ужасно тесной и душной, нестерпимо захотелось на волю, туда, где медным пятаком над ватными облаками сияет солнце и кислород присутствует в необходимом для организма количестве. В крайнем волнении я рванула на себя дверь кабины пилотов…

Вдоль левого и правого бортов большого грузового самолета стояли кресла-качалки в количестве… я пересчитала — восьми штук. По левому борту в креслах сидели Катька, Никита, Игорь Юльевич и Михаил Игоревич Саламатины и наш заокеанский гость, товарищ Макферсон; по правому борту — какие-то совсем незнакомые, пардон, рожи.

— Кто такие? — обратилась я к Саламатину-старшему.

— Пиротехники, — вскочив со скамьи, уверенно ответил он. — Они летят с нами.

— Минуточку! — возмущенно заголосил один из пиротехников, усатый мужик с кровавой ссадиной на щеке. — Мы, конечно, с вами летим, но нас-то кто спрашивал? Засунули в самолет, ни слова не говоря, и все — здравствуй, новая жизнь?! Мы не согласны, правда, мужики?

Мужики согласно загудели, а потом «хором» затопали ногами, производя ужасный шум…

Как ни странно, но даже после того, как я открыла глаза, шум не прекратился.

— Настырные, однако, — сонно пробормотала я, намереваясь продолжить выполнение ответственной, но загадочной миссии. Однако продолжения не последовало — сознание в отличие от меня уже включилось и дало знать, что стучат все-таки в дверь.

— … Ты цела?! Не ранена? Где болит? — набросился на меня Александров, едва я впустила гостей в квартиру Саламатина. Вместе с Сашкой, как, собственно, и предполагалось, прибыли Костров и Громозека Палыч, причем последние смотрели недобро и выглядели крайне озабоченными.

— Я в порядке, — вяло отозвалась я, впрочем, не особо в это веря. Сашка, должно быть, тоже не поверил, оттого и принялся внимательно меня осматривать и ощупывать. Его активные действия вызвали кривую ухмылку на лицах мужчин. Вероятно, кто-нибудь из них позволил бы себе даже отпустить двусмысленную шутку, но Александров, к счастью, перестал меня тискать.

— Ну, теперь, когда мы убедились, что гражданка Александрова жива-здорова, во всяком случае, физически, можем приступить к более обстоятельной беседе, — предложил Костров и по-хозяйски проследовал прямиком в кабинет Игоря Юльевича. Мне не понравился его намек на мое душевное нездоровье, но уточнять, что конкретно имел он в виду, я пока не стала — время покажет, у кого проблемы с психикой!

В просторном кабинете Академика все мы разместились без труда. Громозека после того, как тщательно обследовал окно и прилегающие к нему окрестности, затворил рамы и облокотился о подоконник, всем своим видом демонстрируя, что позицию эту занял он неспроста и надолго; Александров пристроился рядом, храня гордое молчание мумии фараона, а Николай Николаевич с комфортом устроился за хозяйским столом. Мне ничего не оставалось делать, как примоститься в кресле-качалке, где совсем недавно сидел Саламатин-старший и каялся в своих неблаговидных делишках. Мне почему-то сделалось немного неловко, поэтому я зябко ежилась и никак не могла сосредоточиться на предстоящей беседе. Мужчины сурово молчали, буравя меня пронзительными взглядами. Что ни говорите, а три пары мужских глаз, направленных в сторону одной женщины, — явление редкостное, а оттого волнительное… необыкновенно! Мало кому удавалось справиться с подобными соблазнами, а уж мне, отнюдь не избалованной вниманием противоположного пола, сделалось и вовсе нехорошо. По этой причине я поспешила первой начать трудный разговор.