Фаина Раевская - Фонарь под третий глаз

Слова вылетали изо рта профессорши со скоростью пулеметной очереди. Сам профессор, заинтересовавшись, видимо, сменой объекта интереса своей супруги, открыл глаза. Блеснули стекла пенсне, и историк тепло улыбнулся:

— Добрый день, барышни! Людмилочка, будь любезна, помолчи пару минут. Или вот что: дойди, пожалуйста, до газетного киоска, купи «Аргументы» и что-нибудь еще на твое усмотрение.

Людмилочка согласно кивнула, заботливо поправила шерстяной платок, наброшенный на профессорские плечи, и, царственно покачивая бедрами, удалилась. Я с облегчением перевела дух. Заметив это, Михаил Петрович негромко рассмеялся:

— Моя Людмилочка обожает общаться. Это она так называет свой бесконечный монолог. Иной раз вставить хотя бы слово очень сложно. Ну-с, барышни, вы по какому вопросу? Что у вас: курсовая, диплом или «хвост»?

Манька, услыхав знакомые слова, незаметно три раза сплюнула через левое плечо, а я поспешила ответить:

— Нет, нет, ничего такого. Слава богу, с учебой мы покончили. Мы по поводу кражи из хранилища музея. Вы уж извините, вам нельзя волноваться…

— Я уже отволновался по этому поводу, — махнул рукой профессор. Он пристально на меня посмотрел и признался: — А вас, барышня, я вспомнил. Вы в турфирме работаете.

— Ага, — радостно кивнула я. — Михаил Петрович, вы нам поможете?

— С удовольствием. Только удовлетворите любопытство старика: почему эта кража вас так заинтересовала, что вы даже пришли ко мне в больницу? — Историк хитро посмотрел на нас через стекла пенсне.

Маруська, похоже, прониклась доверием к душке-профессору, поэтому, заговорщически оглядевшись по сторонам, доверительно прошептала:

— Мы затеяли частное расследование.

Михаил Петрович ничуть не удивился. Он сразу сделался очень серьезным, кивнул и негромко сказал:

— Молодцы. Только… это, наверное, опасно?

Чтобы не волновать профессора, Маруська смело соврала:

— Не-ет, вовсе неопасно! Ну, может, совсем чуть-чуть.

Я покраснела, потому что была абсолютно уверена в обратном: еще как опасно! Чалдон, Валет, милиция, сомнительный священник… Разве всего этого мало, чтобы ощутить реальную угрозу для жизни?

— Что вы хотели узнать? — настоящим профессорским тоном поинтересовался Михаил Петрович.

— Прежде всего скажите, что-нибудь еще пропало, кроме копья Лонгина? — быстро спросила я, заметив приближающуюся жену профессора. К счастью, она встретила какого-то доктора и о чем-то оживленно с ним заговорила.

— Да, конечно. Украдены порядка пяти-шести наименований экспонатов. Но по-настоящему ценно только копье. Впрочем, ценность — понятие относительное. Копье ценно не с материальной точки зрения, а скорее с духовной… Милиционеры, оказавшие мне честь своим визитом, заявили, будто копье похитил кто-то из работников музея, потому что никаких следов взлома не обнаружилось, да и шифр сейфа знали только свои.

— А что же охрана? Разве в хранилище нет охраны?

— Есть, разумеется, — кивнул Михаил Петрович. — Но, как сказал милицейский майор, они были нейтрализованы.

— Как так? — растопырила глаза Манька.

— Одного убили на месте, второй умер от ран по дороге в больницу, не приходя в сознание. Майор говорил, что ребята могли быть соучастниками кражи… Но я так не думаю. Дверь-то хранилища они могли открыть, но шифр сейфа им неизвестен.

— А кому известен? — Я так напряженно слушала профессора, что на лбу проступили капельки пота.

Немного подумав, Михаил Петрович ответил:

— Шифр знаю я и еще три сотрудника хранилища.

— Вот с этого места подробнее, пожалуйста, — строгим голосом потребовала Маруська. — Имена? Адреса? Телефоны?

Игра в сыщиков явно увлекла подружку. Я бросила укоризненный взгляд в ее сторону, но все же уставилась на профессора в ожидании ответа. Наверное, воспоминания о чрезвычайном происшествии дались историку нелегко: он все время тер рукой левую сторону груди и иногда страдальчески морщился.

— Заведующая архивом, Любовь Александровна Корнилова, Константин Макарович Онищенко и Ирина Юрьевна Попова. Все они знают шифр сейфа, откуда копье и украли. Но уверяю вас, это милейшие люди, беззаветно преданные своему делу. Они не могли… Не могли пойти на подобное преступление! — заверил профессор.

«А вот тут, дорогой профессор, вы ошибаетесь! Вы даже не представляете, на что способен самый замечательный человек, доведенный до отчаяния. Учитывая особенности нашей действительности, до отчаяния у нас доведен каждый второй гражданин», — подумала я.

— Так вы адресочки этих сотрудников не припомните? — поторопила историка Манька. Она, как и я, заметила, что профессорша закончила разговор с врачом и теперь приближается к нам с неотвратимостью стихийного бедствия. Михаил Петрович тоже обратил на это внимание. Он опять сморщился и скороговоркой проговорил:

— Адресочков я не помню. Но мы поступим следующим образом: вы вечерком позвоните мне домой. Я дам Людмилочке поручение. Уверяю вас, она с ним справится: подготовит для вас координаты сотрудников и продиктует вам по телефону. Устроит вас такой вариант?

— Вполне, — просияла Манька.

Подошла Людмилочка и продолжила «общение» с того места, на котором ее прервал Михаил Петрович.

— … И вообще, как можно грабить музеи? Мы же не в Америке! А потом, в музеях хранятся величайшие исторические ценности, можно сказать, история человечества! Как можно поднять руку на святое…

Профессор подмигнул нам с Манькой и снова откинулся на спинку дивана. Торопливо попрощавшись, мы почти бегом припустили к выходу.

— Господи, хорошо-то как! Тишина, покой! — оказавшись на улице, вздохнула Маруська. — Бедный старичок! Как он живет с этой лесопилкой? Она же не умолкает ни на минуту!

— По-моему, он уже адаптировался и научился не обращать внимания на словоохотливую супружницу, — предположила я.

— Дай-то бог, — философски молвила подружка и задумчиво уставилась в окно.

Полагаю, она в который раз озаботилась прелестями семейной жизни, предстоящей ей с Игнатом. В ее глазах читался классический вопрос: быть иль не быть? В том смысле — идти замуж или не идти? По мне, так непременно! И чем быстрее, тем лучше. Очень надеюсь, что, выйдя замуж, Маруська оставит мне больше времени для себя, любимой, и, уж это точно, Игнат не позволит нам с подругой нарываться на неприятности криминального в основном толка!

Возле подъезда, там, где я обычно оставляю машину, сверкал перламутровыми боками длинный лимузин.

— Вот козел! — выругалась я. — Раскорячился тут, ни пройти, ни проехать! К кому, интересно, этот БТР приехал?

— К нам, наверное, — странно напряженным голосом заявила Манька.

Отчего-то я сразу поверила подруге. Жалкая улыбка появилась у меня на лице, предчувствие неприятностей заворочалось в области желудка и обреченно шепнуло: «Начинается!» Все еще не желая верить происходящему, я жалобно спросила: