Фаина Раевская - Фонарь под третий глаз

— Ну, и что дальше? — спросила Маруся. Кажется, она признала во мне предводителя, и теперь, естественно, ответственность за дальнейшее развитие событий ложилась на мои хрупкие плечи. — Может, позвоним жене профессора? Она уже должна быть дома и, наверное, подготовила для нас кое-какую информацию.

Я ничего не имела против, поэтому мы с комфортом устроились в комнате у телефона и приготовили ручку с блокнотом.

Профессорша, как и предполагалось, была дома. Она быстро подняла трубку, словно находилась рядом с телефоном. Я представилась. Женщина, казалось, искренне обрадовалась звонку и привычно затараторила. В бесконечном потоке слов удалось разобрать, что по просьбе Мишеньки (то есть своего супруга-профессора) она приготовила список сотрудников хранилища с указанием их адресов и телефонов. Затем тетка дала краткую характеристику каждому их них. Слушая трескотню профессорши, я медленно, но верно наливалась бешенством. Маруська это заметила, выхватила у меня из рук трубку и что было сил завопила:

— Да замолчите же, наконец!

Даже мне было слышно, как в телефонном эфире повисла тишина. Полагаю, Михаил Петрович никогда не перебивал жену, поэтому сейчас женщина молчала, сбитая с толку неожиданной грубостью малознакомой, в общем-то, девицы.

— Говори, — шепнула Манька, протягивая трубку.

На этот раз профессорша без лишних слов продиктовала адреса. Я вежливо ее поблагодарила и с невероятным облегчением нажала кнопку отбоя. Подруга хихикнула:

— Тетка теперь долго молчать будет! Глядишь, и профессору жизнь легче покажется. Ладно, Славка, пойду-ка я баиньки. Глаза слипаются, просто сил нет. Это пиво на меня так действует. А ты подумай пока: что стоит рассказывать Игнату, а о чем следует промолчать.

С этими словами Маруська меня покинула. Но не прошло и пяти минут, как она снова позвонила в дверь.

— Маруська, что с тобой?! — испугалась я.

И было отчего: подруга выглядела ужасно! Бледная, глаза совершенно безумные, бескровные губы что-то бессвязно бормочут, а трясущиеся руки как-то сами собой совершают бессмысленные на первый взгляд движения.

Бережно обнимая Маньку за талию, я довела ее до своей спальни и попыталась уложить на кровать. Но ничего не вышло: Маня, как неваляшка, вскакивала и начинала лопотать что-то непонятное. Мне стало по-настоящему страшно. А ну, как она сойдет с ума? Наверное, именно эта мысль заставила меня залепить подружке увесистую оплеуху.

— Ай, ты чего это меня лупишь? — возмутилась Маруська, розовея буквально на глазах. Взгляд ее приобрел осмысленность, а руки перестали беспорядочно двигаться.

— Что случилось-то, Мань?

Вместо ответа Маруська схватилась за волосы и завыла:

— Ой, мамочка моя! Что ж теперь с нами будет? И где я буду жить? Ну, это ладно, к тебе перееду, да вот надолго ли? Ох, горюшко-горе!

Я по-прежнему ничего не понимала, но обещание подруги поселиться у меня взволновало не на шутку.

— Да ты толком объясни, убогонькая! — гневно воскликнула я. — От твоих причитаний у меня лихорадка начинается.

— Когда ты узнаешь, что произошло, то лихорадка покажется райским наслаждением, можешь не сомневаться.

— Мария!!!

Я редко называю подругу официальным именем, данным ей родителями при рождении. Но в таких случаях Манька понимает, что терпение мое уже на исходе и вскоре настанет черед весьма решительных действий. Маруська уловила приближение грозы и, понурившись, тихо произнесла:

— Копье пропало.

Появись сейчас передо мной пресловутый призрак коммунизма, я испугалась бы намного меньше. Исчезновение копья — это не просто неприятность. Это — мучительная смерть для меня и для Маруськи, международный скандал и… В общем, можно прямо сейчас искать подходящую веревку и мыло. А чего время тянуть? Однако такое развитие событий в мои планы не входило. Я сгоняла на кухню, налила в высокий стакан холодной воды, разбавила ее корвалолом и вернулась в спальню. Маня все еще дергала себя за волосы, но уже не так активно.

— Рассказывай, — велела я, осушив полстакана волшебного зелья.

— Я лучше покажу. Пошли, — подруга залпом допила пойло, и мы поднялись к ней.

Более жалкого и одновременно страшного зрелища мне видеть не доводилось. Нельзя сказать, что вся мебель была перевернута вверх дном — ее вообще не стало. Нет, мебель была, но в очень разобранном состоянии. Вещи из шкафов валялись в художественном беспорядке по всей квартире, включая туалет и ванную. На кухне неизвестные тщательно изучили содержимое всех баночек и коробочек. Даже мусорное ведро было опрокинуто. Все, что в нем находилось, кучкой лежало рядом с содержимым ящика для овощей. Холодильник радовал глаз прямо-таки вселенской пустотой: продуктов нет и копья, хранившегося в нижнем отделении, тоже.

— Мне кажется, — растерянно молвила я, — здесь кто-то был…

— Потрясающая дедукция! Я сама ни за что бы не догадалась, — съязвила Манька. Она уже пришла в себя, и к ней вернулось обычное чувство вредности. — Интересно узнать, кто именно. Не подскажешь, Славик?

После некоторых сомнений я все-таки утвердительно кивнула:

— Скажу. Серафим Карлович. Точнее, не он сам, а его люди. Кроме него, никто не знал, что копье у нас. Ну, разве только Шурка. Но за шефа я ручаюсь. Думаю, антиквар потерял терпение и решил действовать, нарушая им самим назначенные сроки. Что ж, это не самый худший вариант для нас с тобой…

— А если это не Карлович? Что тогда?

— Не знаю, но, пожалуй, стоит навестить антиквара, — решилась я. — Только очень тебя прошу, Мань, помалкивай. Нам ни в коем случае нельзя дать понять, что копья у нас нет. Договорились?

— Нешто я без понятия? — проворчала подруга, немного обидевшись.

Мы махнули рукой на вывороченный с корнем дверной замок: тащить из Маруськиной квартиры уже нечего. Да и какой уважающий себя вор станет грабить уже ограбленное жилище? Впрочем, Манька, желая успокоить свою страдающую душу, оставила в коридоре записку примерно следующего содержания: «Уважаемые господа воры! Все самое ценное из этой квартиры уже вынесли ваши коллеги. Если хотите, можете взять дешевое золотое колечко. Оно лежит на туалетном столике в спальне. Только, пожалуйста, не ломайте уцелевшую мебель! Заранее благодарна вам за понимание. Жертва». На мой взгляд, глупее ничего нельзя было придумать, но Марусе стало спокойнее. И я, махнув рукой, направилась к выходу.

К круглому дому Серафима Карловича мы подъехали в начале двенадцатого. Несмотря на поздний час, возле него царило почти рождественское оживление. У подъезда, где жил антиквар, стоял милицейский «газик», машина с надписью «Прокуратура» и «Скорая помощь». Все три автомобиля озаряли округу импульсами синего цвета. Толпа, тоже топтавшаяся у подъезда, возбужденно гудела.