Фаина Раевская - Фонарь под третий глаз

— Ты думаешь, сотрудников хранилища уже убивают? — клацнула зубами Маня.

— Уверена, — убежденно кивнула я.

— Но зачем?

— На всякий случай. Вдруг кто-нибудь из них что-то заподозрил?

— Господи, что ж тогда говорить о нас? Мы-то знаем почти наверняка, кто стоит за похищением копья!

— Правильно мыслишь, Маруся, — похвалила я подругу. — Будущее наше очень туманно. Да и времени маловато. Насколько я помню, Валет отпустил своим шестеркам во главе с Чалдоном всего два дня на то, чтобы замести следы. Один день уже прошел.

Маруська испуганно притихла. Надеюсь, она разрабатывала план нашего спасения.

Первым делом я решила заехать в Исторический музей. Рабочий день уже начался, и если с Любовью Александровной все в порядке, она должна быть в хранилище.

Последний раз музей я посещала в составе экскурсионной группы лет восемь назад. Мы тогда с однокурсниками прогуливали, кажется, диалектологию — предмет нудный и неинтересный. Бродили, бродили по городу и набрели на музей. Вообще-то зашли мы в него не с целью повышения культурного уровня, а просто погреться. Очень уж холодно было на улице!

Хранилище, а заодно и архив Исторического музея располагались на заднем дворе в добротной одноэтажной пристройке. На входе нас с Манькой встретили два охранника, одетые по всей форме и даже с кобурами на ремнях.

«Интересно, — подумала я, — раз ребятам положено иметь оружие, почему те двое не стреляли, когда их грабили? Не успели? Свои грабили? Или у охранников вместо пистолета в кобуре — огурцы?»

Внутрь хранилища нас, разумеется, не пустили. После ритуальных вопросов: кто, к кому, зачем — охранники позвонили куда-то и пригласили Любовь Александровну на вахту, объяснив, что ее ждут две подозрительные девицы. Напрямую о том, что мы подозрительные, парни не сказали, но по косым настороженным взглядам, бросаемым в нашу сторону, становилось очевидным — в разряд благонадежных граждан мы не попали.

Любовь Александровна вскоре вышла к нам. Увидев ее, я поразилась: как же она постарела и похудела с момента нашей последней встречи! Женщина меня узнала.

— Это вы! Что-то случилось? — взволнованно спросила она, хватая меня за руки.

— Э-э-э… — нерешительно протянула я, прикидывая, знает Любовь Александровна о смерти Онищенко или нет.

Сомнения разрешила Маруська. Она толкнула меня локтем в бок и прошептала в ухо:

— Славик, менты пожаловали… Сматываться надо отсюда!

Подружка была права: сквозь открытые двери я увидела, как по двору вышагивают человек пять в форме. Удалось даже разглядеть большие звезды на погонах одного из них. Милиция явилась в хранилище неспроста: наверняка сообщат сотрудникам о смерти Макарыча, и начнутся долгие, выматывающие душу допросы. Встречаться с «органами» нам с Манькой не очень хотелось, поэтому я отвела Любовь Александровну в сторонку и торопливо заговорила:

— Любовь Александровна, голубушка, послушайте, что я скажу, и постарайтесь в точности выполнить мои указания! Не говорите с незнакомыми людьми — ни лично, ни по телефону; не принимайте ни от кого никаких подарков; не пускайте в свой дом никого, даже священников! Особенно — священников! Если есть возможность уехать куда-нибудь на несколько дней — уезжайте немедленно! Я сейчас не могу вам все объяснить, но поверьте — это для вашей же безопасности! Вот номер моего телефона. Держите меня в курсе событий. И еще: товарищам из милиции, которые идут сюда, совсем не обязательно знать о нашем разговоре.

Сказав все это, я повернулась к выходу и нос к носу столкнулась с милиционерами.

— Черт! — негромко выругалась Маруська.

— Вы кто? — грозно спросил один из ментов.

— Это девочки из Музея Советской Армии, — быстро ответила Любовь Александровна. — Они ко мне приходили насчет экспозиции холодного оружия семнадцатого века в их музее…

— Покиньте помещение… — велел главный милиционер.

Мы с Манькой, радостно кивнув, поспешили выполнить приказание. С заметным, надо сказать, облегчением.

Уже на улице я услышала, как все тот же главный мент задал сакраментальный вопрос:

— Вы — Корнилова Любовь Александровна? Где мы можем поговорить?

— Ох, грехи наши тяжкие! — вздохнула Манька, тоже услышавшая суровый голос милиционера. — Не завидую я тетеньке, честное слово. Этот подполковник совсем не похож на доброго дедушку. Душу наизнанку вывернет! Ну, что, Славка, домой поедем?

Перспектива, что и говорить, заманчивая. Погода прекрасная: солнышко жарит, как в Крыму — самое время вернуться в Кратово и бросить свои изможденные тела сперва в прохладную воду озера, а затем на горячий песок пляжа! Чего еще нужно человеку для счастья?! Не знаю, не знаю. Нормальному человеку этого, может, и хватит. А вот мне не давало покоя логово Валета в Малаховке. Может, навестить его, а? Хозяин наверняка отсутствует, и существует прекрасная возможность поковыряться в чужом доме. Забор, слава богу, уже знаком, крапива — почти родная… Вдруг нам повезет и удастся отыскать в доме чего-нибудь интересное?

Маруське эта идея не понравилась.

— Что ты хочешь найти в этой избушке? — ворчала подруга. — Сама говорила, домишко убогий, почти нищий…

— Зато отец Валентин из этого домишки вышел красавцем писаным, как в сказке. Помнишь, Мань? Ивану надо было сперва в кипящем молоке искупаться, потом — в кипятке, а в конце — в ледяной воде. «Коль себя не пожалеешь, ты опять помолодеешь». Кстати, в таких вот избушках порой много занятных вещиц отыскать удается!

— Ивана Конек-Горбунок спасал все время, а нас кто спасать будет в случае чего? — не унималась подруга.

Ее брюзжание в конце концов меня разозлило, и я приняла неожиданное решение:

— Вот что, Маня. Я сейчас отвезу тебя в церковь. Там, кажется, нынче всенощная, значит, святой отец должен быть на работе, паству свою охмурять. Ты будешь наблюдать за батюшкой и, как только он засобирается домой, позвонишь мне на мобильник. А я тем временем пошурую у отца Валентина в доме. И упаси тебя господь, Мария, позвонить не вовремя! Убивать буду медленно и мучительно, никакой Игнат не спасет!

Манька насупилась:

— Довольно обидно мне такие слова слышать, Ярослава! Нешто я совсем без понятия? Только… Проблемка небольшая имеется…

— Какая?

— Я в шортах.

— Ну и что? — удивилась я, окинув подругу взглядом. Она в самом деле по случаю жары нацепила на себя короткие шорты. Про такие вредные старушки говорят: «по самый аппендицит».

— Так ведь нельзя в храм божий с голой задницей! — воскликнула Маруська. — И платка у меня нет…

— Тогда ты сядешь на паперти и будешь просить милостыню, упирая на неизлечимый душевный недуг. И не забудь сделать умное лицо — так-то правдоподобнее! — рявкнула я, срывая машину с места, отчего немногочисленные граждане, желающие попасть в Исторический музей, испуганно шарахнулись в разные стороны.