Лариса Бесчастная - Вобла в эстази, или Спецрейс для сумасшедшей Ники

— Не гони, Витёк! Она не доска. Она бешеная волчица и безбашенная баба. Почти двенадцать кэгэ «Гаррика» заначила, самого белого — это тебе не шуточки!

— Да уж точно не общипанная кошка, не блатная… — согласился Витёк. — И ботва у неё клёвая. Голубая. Как у куклы Мальвины. И глаз не занюханный, с мыслями. Жалко остального не видать.

— Это ты правильно… про куклу. Её и Мамай так прозвал. Как про неё дела, так не иначе как Куклой зовёт.

— Чёртова кукла! — просипел Витёк. — Свернуть бы ей башку! Как поймаем, я с ней за всю мазу рассчитаюсь. Сполна.

— Да кто тебе даст? Её не велено гасить. Самбэк сам ей кару назначит и Мамаю скажет.

— А я перед тем, как сдать её, по своему с ней разделаюсь. Покуражусь. И ствол в дупло ей вжарю. Кто узнает?

— Заткнись, похабник! У Самого на неё свои виды…

— Да ладно, Умник, не выёживайся! Я и тебе её приласкать дам. Во все дырки.

— Кто ты такой, чтобы давать мне или давать! Знай своё место! И смени тему, чтобы я тебе нос не вправил!

После короткой, наполненной неразборчивым ворчанием, паузы Витёк последовал рекомендации Старшого:

— Мне Шишок сказал, что Харлам рвёт и мечет от злости. Собрал своих барбосов и говорит: облом, мол, у нас, Самбэковский Батыр нашу Лису и груз похерил. Будем, говорит, им стрелку назначать. И в депресняк впал…

— Не впаривай мне, Витёк! — возмутился Умник. — Харлам не закумаривает. Никогда. В его бизнесе башка ясная нужна.

— Всё одно он не в себе. Такой куш потерять! Весь базар стонет: чеки дорожают. Опять же опустили его. Такого крутого.

— Наш Самбэк покруче Харлама будет, у него фабрика, — заметил Умник.

— Харлам тоже щука шиберная, — заупрямился Витёк, — почти два центнера в год через себя пропускает. У него, говорят, сам Южанин в свояках ходит.

Видимо, Умник решил не ввязываться в бесполезный спор с подельником и Витёк, не дождавшись его реакции, снова сменил пластинку:

— Батыр дал маху, а мы тут дежурь сутками!

— В обнюшке небось был, вот и обложался, — предположил Умник.

— Не, он не нюхает, — возразил Витёк, — он смайликами балуется, витамином «Е».

— Добаловался гнида… Не удивлюсь, если Самбэк его уже подписал…

— Поделом ему… И чего мы тут торчим? Эта Кукла точняк на чьей-то хате скрывается… — затосковал Витёк и в который раз поменял объект сплетен: — Слышь, Умник… Мне один братан проболтался… Самбэк держал базар с Бригадиром, так тот сказал, что Марчелло дал наколку Харламу с расчётом. Хочет сам всеми нами заправлять.

— Кто? Марчелло? — вскинулся Умник. — Да какой из него Отец? Жидковат он в Отцах ходить. Он же прожженный жучара… Да и ни к чему ему с мелкотой возиться. Он по крупному гребёт, сливки снимает, а грязная работа не по его рангу.

— А ты что, видел его? Разве знаешь кто это такой? — съехидничал Витёк.

— Да кто ж его нам, обормотам, покажет? Он слишком высоко сидит… — обескуражено протянул Умник и, желая ускользнуть от дальнейших комментариев, желчно процедил: — Ты глянь, Витёк… Барбосы Харламовы сюда чешут…

— Ишь ты! Плывут фуфырями, джонки набекрень… И чего им неймётся? — подхватил Витёк и со смаком обложил конкурентов забористым матом.

— Пойдём отсюда, — недовольным голосом предложил Умник, — незачем тут разборки затевать. В машине отсидимся… Да и жрать уже охота. У тебя гребёнка с собой?

Ответ утонул в шуме удаляющихся шагов, но я услышала начало фразы:

— Ага. В машине…

Я осторожно закрыла балкон и поспешила к дверному глазку. Как бы мне не хотелось крепко подумать над всем услышанным, я должна была рассмотреть барбосов Харлама: врага надо знать в лицо! И я успела взглянуть на эти лица «в джонках», которые оказались кепками, напяленными на бритые головы. Ну и рожи! Просто хунвейбины в мацумотовках! А одеты и впрямь недёшево. Но изучить прикид братков я не успела.

Действие второе моего спектакля на лестничной площадке мало отличалось от первого: парни быстро поднялись на третий этаж к моей квартире и также скоро вернулись, позволив мне ещё разок взглянуть на их физиономии. Думаю, сегодняшних «знакомств» достаточно, чтобы узнать в толпе и «самбэковцев» и «харламовцев». Как и в предыдущем случае я переместилась к окну и проследила за уходом братков со двора.

Вот теперь можно всё обмозговать. Я уселась на диван, подобрала под себя ноги и углубилась в копошащиеся в голове мысли и догадки.

Значит крутой «фабрикант» Самбэк дал мне особую кликуху и в мире наркобизнеса появилась «чёртова кукла», она же бешеная волчица и сумасшедшая баба? И он имеет на меня свои виды… Интересно: какие? Интуиция подсказывала, что мне они не понравятся… Одно хорошо: сразу меня не убьют! И может быть не станут насиловать… Позволят ещё немного помучиться на белом свете… Ладно, об этом лучше не задумываться, тут уж как Бог даст, как судьба выведет… А вот до Марчелло стоит докопаться.

Сдаётся мне, что это Марк Челноков — уж очень созвучно это имя с кликухой «жучары», претендующего на господство в наркомафии и статус «Отца». Да и кто ещё имел возможность сфотографировать меня, заведомо уверенный, что я та самая Кукла? Только он. Фотография у него появилась сегодня, после моего посещения управления… Когда же меня сфотили? И кто? Скорее всего на выходе от него — тогда уже точно было известно, что я — это я. И я была достаточно заморочена, чтобы не заметить, как меня фотографируют… Хоть на сотик, хоть камерой… Да. Марчелло — это Челноков! Больше некому.

Странно, почему меня не скрутили в бараний рог прямо там? А какой смысл? Он же не дурак действовать противозаконно у себя в конторе! Предъявить мне ему нечего, я чиста. Да и потом Челноков понял, что я крепкий орешек, а сумку с героином надо найти… Последить за мной, узнать, где я её спрятала. Да и вообще он из тех, кто привык загребать жар чужими руками… И всё-таки: почему братки не подстерегли меня возле управления? Или в сквере, пока я обзванивала близких? Чего выжидали? Хотели поймать с поличным, то бишь с сумкой? А может они пасли меня, но я удачно сменила имидж и спутала им все карты? И теперь им зачем-то нужна гребёнка… Какая гребёнка?!

Стоп! Кажется у меня начинает ехать крыша. Пора подкрепиться кофейком…

Сварив себе крепкий кофе, я с размягчёнными мозгами и в растрёпанных чувствах пристроилась у окна — и увидела тётю Мусю, а рядом с ней… того самого мужика, на которого пришлось натравить Катюшкиного Джека.

Он возвышался над моей отнюдь не малорослой соседкой и о чём-то с ней договаривался. Марья Игнатьевна внимательно его слушала, но вот он сунул ей в руки клочок бумаги и отправился восвояси. А моя опекунша кинула удивлённый взгляд на свой балкон — должно быть пыталась припомнить: когда это она вывесила на проветривание плед? — и медленно побрела к дому. Я отошла от окна и скрылась в спальне: мало ли кто за ней увяжется? Она ведь у нас такая общительная!