Людмила Милевская - Джинн из консервной банки

Вот это отповедь. Георгий застыл на месте.

«Слышал бы ты, старый кретин, как выражается этот „пример для подражания“ в твое отсутствие, – с обидой подумал он. – Одни „болваны“, „идиоты“ и „уроды“ у нее на языке».

Но открывать отцу глаза было не только бесполезно, но и опасно. Георгий зло сплюнул, вздохнул и уныло поплелся за Павлом Александровичем.

А он был уже совсем другим человеком: нежным, внимательным, обаятельным, заботливым и терпимым. Строгости и сварливости как не бывало.

– Ангел мой, выглядишь прекрасно, – ласково ворковал он с любимой женой. – Только глазки почему-то у нас красные. Девочку мою обижали?

Ольга молчаливо потупилась.

– А-а, мы соскучились! – радостно догадался Павел Александрович. – Признавайся, ангелочек, скучала без муженька? Скучала?

Ольга отвернулась и, словно бы украдкой, смахнула набежавшую слезу.

– Так надолго меня бросить, – капризно пролепетала она. – Это жестоко, жестоко…

Павел Александрович пришел в восторг. Он сунул Георгию свой кейс, двумя руками обнял жену и расцеловал ее в обе щеки, приговаривая:

– Ангел мой, соскучился ужасно, соскучился, соскучился.

– Я тоже, я тоже, – отвечала она, чмокая пространство губами, распространяя аромат жвачки и источая нежность, как и подобает ангелу.

Вдруг Павел Александрович случайно поймал холодный взгляд сына и рассердился.

– Жорж, ты что столбом стоишь? – строго спросил он, нехотя отстраняясь от жены.

– А что я должен делать? – удивился тот.

– Бери билет и отправляйся за вещами.

Ольга вступилась за пасынка:

– Павлуша, только что объявляли, что вещи начнут выдавать через двадцать минут.

– Мой ты ангел, – мгновенно растаял Павлуша. – Все-то она знает.

Георгий, сообразив, что отец пребывает в хорошем настроении только по отношению к жене, с ужасом ждал момента, когда станет известно, что Ольга пьяна. Конечно же она снова выйдет сухой из воды: виноват будет только Георгий. Посыпятся раздраженные вопросы: «Почему позволил? Почему не уследил?»

Георгий поспешил предупредить возможный конфликт.

– Кто-то пустил слух, что с вашим самолетом произошла авария, – сообщил он отцу.

– Что ты говоришь? – удивился Павел Александрович, с сочувствием глядя на жену.

– Да-да, – подтвердил Георгий. – Ольга Петровна конечно же запаниковала. Разнервничалась. Ее просто трясло. А в аптечных киосках, как назло, ничего приличного из успокоительного не оказалось. Только настойка пустырника.

– Надо было брать ее, – заранее рассердился на бестолковость сына Павел Александрович.

– Я так и поступил, – успокоил его Георгий, – но что такое настойка пустырника? В ее-то состоянии. Как слону дробина. В общем, еле-еле, с большим трудом уговорил Ольгу Петровну заглотнуть полный флакончик.

Павел Александрович заботливо посмотрел на жену:

– И как?

Ольга одарила пасынка признательным взглядом и брезгливо передернула плечами.

– Брр! Гадость какая! – с гримаской отвращения призналась она. – До сих пор у меня изжога. Павел, твой сын настоящий экзекутор.

Павел Александрович в тайне (даже от себя) ревновал жену к сыну. Теперь он остался доволен, одобряюще похлопал Георгия по плечу и со сдержанной нежностью сказал:

– Молодец, сынок, вижу тебе можно доверить самое дорогое…

Ольга обиженно дернула мужа за руку, стягивая внимание на себя.

– Но, Павлуша, теперь, после такого лечения, вести автомобиль придется тебе. Сам понимаешь, эта гадость – пустырник – на чистом спирте.

– Конечно, ангел мой, – согласился Павел Александрович, целуя жене пальчики.

– Заодно полюбуешься, какое удовольствие путешествовать на этой консервной банке, – капризно надувая губки, сказала Ольга. – Кстати, банка лихо прыгает назад, перед тем как выкатиться вперед. Сегодня мы едва не столкнулись с новеньким «Порше». Какой-то болв…

Ольга запнулась, но тут же нашлась: проглотив ругательство, она продолжила:

– Какой-то болгарин припарковался к нам вплотную. Еле избежала аварии.

Георгий злорадно усмехнулся, когда мачеха едва не «блеснула» своими хвалеными безупречными манерами, но Павел Александрович ничего предосудительного не заметил, а лишь ревниво поинтересовался:

– Любовь моя, почему ты решила, что он болгарин? Ты что, с ним разговаривала?

– Нет конечно. Георгий сказал мне, что он болгарин, и я поверила.

Павел Александрович повернулся к сыну. В его глазах были вопрос и подозрение.

«Опять на меня стрелки перевела, сучка,» – уже едва ли не восхищаясь наглостью Ольги подумал Георгий, но ответил отцу без запинки:

– Это было видно по номерам «Порше».

Благодаря мачехе он чрезвычайно развил сообразительность.

На радость Ольге, «опель» словно взбесился: по дороге из аэропорта он прыгал будто кузнечик. Лишь невероятным усилием воли удавалось Павлу Александровичу удержаться от крепких выражений в присутствии его утонченной жены.

– Да, ты права, любовь моя, – констатировал он, въезжая в ворота своего дома и нервно вытирая со лба пот. – Завтра же поедем покупать тебе новый автомобиль. Этот «опель» свое отжил.

Оглянувшись на сына, Павел Александрович добавил:

– Во всяком случае он не для женщины.

– Слава богу! – обрадовалась Ольга, бросаясь на шею мужу. – Я уже знаю, что мне нужно!

Когда дело касалось трат, Павел Александрович становился сдержанным даже с женой.

– Разберемся, разберемся, – сухо пробормотал он, степенно выходя из машины и галантно протягивая Ольге руку.

Выпорхнув из «опеля», она снова повисла у мужа на шее.

– Павлуша! Неужели ты приехал! Как я рада! Как я рада! – закричала она, радуясь лишь предстоящей покупке.

Павел Александрович посмотрел на окна супружеской спальни и почувствовал себя счастливым.

– Загони автомобиль в гараж, – даже не глянув на сына, бросил он Георгию и, нежно подхватив Ольгу под руку, устремился к особняку.

– С завтрашнего дня «опель» твой, – озорно подмигнула пасынку Ольга.

Георгий удовлетворенно улыбнулся.

«Ну что за бестия», – уже дружелюбно подумал он, проводив Ольгу влюбленным взглядом.

Павел Александрович относился к тем людям, о которых в народе принято говорить «крутые» или «новые русские» – он был преуспевающим бизнесменом.

Ему было уже шестьдесят пять, но энергии и жизнелюбию этого человека мог позавидовать и тридцатилетний. Он любил делать деньги и с радостью отдавался этому занятию, но жил гораздо скромней, чем позволяли его доходы, чем очень раздражал свою молодую жену. Впрочем, раздражения своего она старалась не обнаруживать.

Павел Александрович имел роскошную квартиру в центре города, но жить там не захотел. В смутное время всеобщей неразберихи он купил на окраине города гектар земли. Его прельстил ландшафт этого места, – высокий холм, плавно спускающийся к вьющейся серпантином дороге. Дорога словно бы обнимала холм, опоясывала его асфальтовой лентой. Со стороны холм напоминал полную женскую шею, украшенную изящным ожерельем шоссе.