Владимир Болучевский - Немного грусти в похмельном менте

— Как? Ну как ты теперь это дело поправишь, а? — не унимался Лобов.

— Они за нами могут наблюдать? — понизив голос, спросил сержант.

— А-а как же! И еще как!

— Ну так и все… — повел он могучими плечами. — И пусть наблюдают. Мы щас вам такую отмазку [31] Отмазка — в данном случае действия с целью сокрытия истинных причин происходящего. организуем, что никто и не подкопается.

— Это как? — все не мог успокоиться подвыпивший Лобов.

— Да очень даже и просто, — заговорщическим тоном уверил сержант. — Все будет совершенно натурально. Только вы не обижайтесь, ладно?

— Не совсем я тебя понял… — насторожился Лобов.

— Да чего тут понимать-то? Никакого такого специального контакта у вашего сотрудника с органами милиции как бы и не было, понятно? Пусть они за ним и наблюдают. Допустим. И что они увидят?

— Что? — предусмотрительно сделал шаг в сторону Витя Лобов.

— Да все, как и всегда… — сержант привычно взмахнул дубинкой и саданул ею Страхова по башке. Тот кулем повалился на асфальт.

— Ну… — несколько растерянно смотрел Лобов на лежащего у его ног товарища. — И что теперь?

— Теперь… — непривыкший к тонкостям секретной стороны оперативной работы сержант поскреб в затылке. — А давайте так — мы его сейчас к машине потащим, а вы… вы его якобы у нас отмазывать [32] Отмазывать — в данном случае выручать товарища. будете.

— Это как?

— Ну… это… они же за нами наблюдать могут, вы говорите. Так?

— И что?

— Вот вы нам сейчас деньги совать и будете. Как будто он ваш товарищ, и вы его от неприятностей выручаете. Мы деньги возьмем и уедем. И все.

— И все?

— Ну да. Они, если наблюдают, нисколько не удивятся. Это дело обычное. Мы вам потом эти деньги вернем, не сомневайтесь.

— Нет, — подумав и взглянув на хитрую рожу сержанта, рассудил Витя Лобов, у которого в кармане кроме проездной карточки лежали заныканные от жены заветные два червонца. — Так не пойдет.

— Почему? — не совсем искренне удивился сержант.

— Они могли видеть, как я вам удостоверение свое показывал. И что же теперь получается? Я, офицер милиции — его друг-приятель? Нет. Так мы его еще больше засветим. Мы лучше вот как сделаем… Это у нас будет задержание! Вы остановили подозрительного гражданина, а я опознал в нем бандита. Вот! И теперь мы все вместе доставляем его в управление. Вот так мы и сделаем. Грузите его в машину.

— Ну, как скажете… — сержант склонился над бездыханным Страховым.

«Ну, а чего, — думал Лобов, усаживаясь на переднее сиденье «уазика». — Во-первых, денег с них наверняка назад хер дождешься, а во-вторых… как мне Юрика на службу переть? На своем горбу, что ли?»

Сержанты загрузили старшего лейтенанта Юрия Страхова в «собачник» [33] Собачник (общепр.) — маленькая клетка для задержанных в милицейском автомобиле. По внутренним объемам «собачник» не больше собачьей конуры, чему и обязан своим точным названием. , и машина, натужно взревев исчерпавшим весь свой рабочий ресурс вот уже лет десять назад двигателем, тронулась.

— Ну что, здесь, что ли? — обернулся к Заботе Калинин.

Войдя в сумрачную подворотню старого петербургского дома, они стояли напротив обшарпанной двери. Дверь эта, судя по всему, вела когда-то в дворницкую.

— Вроде здесь…

— «Вроде» или точно здесь?

— Да здесь, здесь. Вон… там мы магазин проходили, а эта подворотня тут единственная. Да и… я же помню. Я же, когда мы с ней сюда пришли, еще трезвый был. Почти…

— Ну и все, — Калинин вынул из своей спортивной сумки фомку.

Забота воровато зыркнул по сторонам.

— Да ладно тебе, — Калинин деловито вставлял плоский конец ломика в щель между дверью и косяком. — В конце концов, у нас это… типа, «оперативное мероприятие». Мы менты или насрано? Давай… я отжимаю, ты тянешь.

Так они и поступили.

Древняя, но все еще достаточно крепкая дверь крякнула, но поддалась.

— И всего-то делов… — констатировал Калинин, убирая безотказный инструмент в сумку и переступая порог мастерской.

Притворив за собой дверь, они спустились по трем деревянным ступенькам и оказались в сумрачном помещении. Анемичный свет чахлого февральского дня еле пробивался сквозь пыльные, немытые стекла крохотных окон. Воздух в помещении был спертым.

— А что за вонища? — повел носом Калинин.

— Может, трубу какую в подвале прорвало… — предположил Заботин.

— А свет здесь есть?

— Вчера был, — огляделся Забота. — Что ж мы с ней, в темноте, что ли, сидели… Вон вроде выключатель. А не стремно [34] Стремно (жарг.) — нехорошо. свет включать?

— А что тут стремного?

— Застукают [35] Застукают (жарг.) — застанут на месте преступления. еще…

— Кто? — Калинин с искренним любопытством посмотрел на своего товарища.

— Ну… я не знаю… менты, например. Или еще кто.

— Вова, — терпеливо, как ребенку, стал втолковывать Калинин. — А мы с тобой кто? Мы-то как раз менты и есть. Забыл? Это чья земля? Наша. Кто еще сюда сунется? А хозяйка объявится, так… мы же это уже обсуждали. Мы здесь потому, что поступил сигнал. Вот и…

— Да, Андрюх… — капитан Забота подошел к выключателю и включил свет. — Это у меня похмелье, скорее всего. Нервическое состояние психики. Со всех сторон измена [36] Измена (жарг.) — еще один из ярких признаков устоявшегося похмельного синдрома, выражающийся в непонятных страхах и необоснованных опасениях. катит.

— Она!.. — Калинин окинул взглядом стены мастерской, сплошь увешанные живописными полотнами разного размера. — А тут и правда… типа вернисаж [37] Вернисаж (худ.) — типа выставка. .

— Я ж тебе говорю, галерейщица она. Картинами банкует [38] Банковать (жарг.) — в данном случае — торговать. .

— Ладно, не за тем мы здесь. Где шило?

— Вон там вроде. Там еще одна комната есть.

Они прошли через просторную «залу» и оказались в крохотной комнатке, где стояли громадный, застеленный блеклым покрывалом продавленный диван, небольшой стол и пара ветхих стульев.

— Во! — указал Забота на стол.

Натюрморт, явившийся взгляду на столе, состоял из: ополовиненной трехлитровой банки с чуть желтоватой жидкостью; двух больших бокалов тонкого стекла на ножках и с вензелями; белого, расписанного узорами цвета индиго фаянсового блюда (на котором лежала небольшая кучка вяленых снетков) и грязной, почти целиком заполненной окурками пол-литровой банки.

— Вот тут ты и гулял… — оценивающим взглядом окинул комнатку Калинин.

— Ну да, — кивнул Заботин. — А что? Поди херово?

— Да нет, ничего. Все в цвет. Только вот запах…

— Не обращай внимания, — Заботин осторожно взял трехлитровую банку двумя руками и налил ее содержимое в бокалы тонкого стекла. Затем манерно взял один из бокалов за тонкую ножку и, приглашая Калинина чокнуться, произнес: