Алена Смирнова - Пикник с покойником

Хоть и не положено, Сергей Балков сочувственно хохотнул в трубку.

И поводы для веселья иссякли напрочь. Потому что Леву Зингера спровадили к праотцам между восемью тридцатью и девятью часами утра. Менты навалились миром, то есть дактилоскопической мощью. Случай-то уникальный, целый коллектив подозреваемых, и все на глазах. Итог? На вопрос Юрьева, кто держал в руках пресс-папье и ключи от двери, раздраженный авральной сменой планов эксперт рявкнул: «Все». Ладно, а ключ от сейфа? Как и следовало ожидать, его захватал только Лева. Несолоно хлебавши Борис и Сергей направились по домашнему адресу Зингера.

— Дайте мне бумагу и ручку! Я официально поручусь за то, что у Левы были свои идеи! Что он не крал чужих! Что за восемнадцать лет нашей дружбы он носового платка не присвоил! — дурным голосом блажила я в квартире Измайлова, куда расторопные лейтенанты доставили меня, похоже, все-таки под конвоем, а не по доброте душевной.

— Молчать! — грянул терпкий полковничий баритон.

Нет, не переорешь, милый.

— Я требую приобщить к расследованию мои письменные показания. Вы постоянно делаете вид, будто спасаете меня от мытарств свидетельницы половины убийств в городе. На сей раз я не нуждаюсь в вашем покровительстве. Никаких скидок на личные отношения! Никаких уговоров не идиотничать! Я достучусь в черепушки ваших замшелых генералов. Лева положил трубку после разговора со мной в четверть девятого. Пусть соседи еще пять минут дорастаскивали дармовую мебель. Ему десять минут ходу из дому до мастерской, так что ровно в восемь тридцать… он был на месте. Но Левушка сказал, что должен, понимаете, должен появиться там, и обещал вернуться к полудню!

— Домой вернуться, а не с работы, — мягко буркнул Сергей Балков и потупился.

Кажется, впервые он высказался против меня. Хорошо, что я не в состоянии была проникнуться этим, иначе не миновать бы мне, полнокровной вампирке, — депрессии.

— Фашисты, — гвоздила я присутствующих. — Если человек уезжает в Израиль, значит, перестает быть человеком? В тамошнем аэропорту висит плакат: «Не воображай, что ты самый умный, здесь все евреи!» Или это байка? Неважно. Лева родился, жил и умер тут. У него хватило бы эрудиции и интеллекта не тянуть до последнего, не рисковать. Обчистил бы вашего Ерофеева, комар носа бы не подточил. Тем более дубликату ключа от сейфа минимум три месяца.

— Да, но все эти месяцы конкурсного материала прибывало. Борис, зафиксируй, пожалуйста, оценку Зингера из уст его фанатки, — утомленно попросил Измайлов. — «Обчистил бы Ерофеева умело» — подчеркни.

— У-у-у, менты позорные, — взвыла я, совершенно не понимая, откуда взялась эта фраза. — Фиксируйте, чтоб вам подавиться, я ничего не подпишу.

На секунду возникла пауза. Потом раздался гогот из двух молодых луженых глоток.

— Где она последний срок мотала, Виктор Николаевич? — рыдал Сергей Балков.

— Все тайное становится явным, — вторил ему Борис Юрьев.

— Полина начитанная, впечатлительная и искренняя, — еле слышно сказал Измайлов.

Но его, как любого вышестоящего, услышали. Я благодарно встрепенулась и сочла своим долгом пояснить:

— У нас в детском саду позорником назывался всякий, кто не мог того, что, по всеобщему мнению, обязан был мочь…

— Ах, ты еще детсадовских впечатлений не переварила, — пробормотал Вик.

— Суд старается заручиться характеристиками подсудимого, да? — не соизволила отвлечься я. — В целях объективности, да? Собирают отзывы завистливых коллег, трусливых руководителей тревожат? Но вот я, независимый и объективный свидетель, перед вами криком кричу: «Не брал он ключи у пьяной девушки Лиды, не таков был». А вам плевать.

— Поля, — мирно обратился ко мне Измайлов, — Зингер не подсудимый, даже не подследственный. Он жертва, он убит. И кто ты, чтобы ручаться за происходящее в мозгах навсегда срывающегося с родины парня?

— Друг я. И не спала с ним ни по дури, ни по пьяни, ни еще как.

— Иди к себе, — попросил Вик, зыркнув на лейтенантов.

— Да уж в этом гадюшнике не останусь, — пообещала я, вскакивая.

— С другой стороны, мне бы такого друга…

Балков выступил. Юрьева не пощадил, Измайлова не убоялся. Спасибо, Сережа. Только полковника твоими изысками не проймешь. Он еще со мной повоюет.

Измайлов мне рассказывал! Он битый час талдычил о том, как прижимистый неуживчивый Некорнюк выбрался в недорогой дом отдыха и за две недели умудрился разругаться с администрацией и постояльцами. Директор заведения пробежался с подписным листом по сотрудникам, собирая деньги на треть путевки. Иван Савельевич мечтал убраться восвояси, но требовал возместить стоимость несостоявшегося среди берез и комаров райского блаженства. Грозил инстанции задействовать, по судам затаскать. А кому нужны скандалы в находящемся на грани разгона госучреждении? Сотрудники дома отдыха были людьми, мягко выражаясь, небогатыми. И тогда, небывалый случай, сосед Некорнюка по комнате добавил недостающую сумму с условием, что к нему никого не подселят до конца заезда. Директор смекнул нечто о широте натуры человека и попытался подсунуть ему свою племянницу. Но доведенный химиком то ли до белого каления, то ли до белой горячки мужчина таким голосом завопил провинциальной невесте: «Пошла вон!», что ему обеспечили вожделенный покой и даже завтрак в постель носили.

Ох, Виктор Николаевич, стыдоба, но чихать мне стало на профессора. Будь Иван Савельевич приятнее в общении, добрал бы положенное по путевке и не задушили бы его в озере недалеко от города. Может, директор десант посудомоек выслал, чтобы Некорнюк больше никогда ни к одному дому отдыха не приблизился? «Как Измайлову удается равно сострадать им всем, равно добиваться возмездия для их убийц?» — терзало меня изнутри. Левушка умер, и я забыла утопленного Некорнюка напрочь. А печальная встреча с родителями Левы накатывала прибоем и перемывала камешки моих чувств. Вот так они и становятся гладкими-гладкими, круглыми-круглыми.

Не буду описывать начало свидания с Зингерами, которые немедленно прилетели в Москву, получив печальное известие. Это драма. Позже Измайлов выжал из Нинели Михайловны и Давида Григорьевича все, что мог.

— Светила ли Льву Зингеру работа в Америке?

— Да.

— По специальности?

— Да.

— Точно?

— Ну, как глянется боссу.

— Значит, он был заинтересован в демонстрации себя с лучшей стороны?

— А вы, когда устраивались на службу, с худшей свое величество показывали?..

Ляпни в этот момент Вик про конкурсные материалы Кости Ерофеева, я бы его возненавидела. Но он покосился на меня и не произнес лишнего звука. Неужели я ему действительно дорога? В смысле, если секреты Кости за рубеж не уплыли, то ради чего классную молодую любовницу терять? Нет, так нельзя, так был шанс возненавидеть и его, и себя. Надо ли говорить, что при допросе, по-другому не назовешь, Зингеров я присутствовала? Измайлов понял — отлучение меня от оного чревато дебошем. Или по моей горестной простодушной физиономии проверял степень правдивости испытуемых? С него станется. Однако вступать в диалог мне дозволено не было. Поэтому, когда я брякнула: «Где деньги?», полковник подскочил и зарычал: