Дарья Калинина - Свекровь для белоснежки

Судя по лицу Тани, она не планировала понравиться маме Андроника. И Леся вздохнула. Жаль! Очень жаль, что Таня так легкомысленно относится к этому знакомству. Мать в жизни мужчины всегда будет играть очень важную роль. И лучше расположить эту даму к себе с самого начала.

Но похоже, юной Лесиной кузине еще многому придется учиться в этой жизни. И на своем веку она набьет еще достаточно синяков и шишек.

Что касается Богумира, то для него вся эта история на Высокой горке не прошла даром, и закончилось все, на взгляд Леси, печально. Учителю истории пришлось уволиться из здешней школы. Узнав об этом, Эдик с Лесей очень огорчились.

– Это мы виноваты! Подняли шумиху из-за исчезновения девчонок. Если бы не мы, то полиция могла и не сунуться на Высокую горку.

И они несколько дней откладывали свой визит к учителю, сознавая, что в его увольнении есть толика и их вины тоже, но все-таки напоследок решились и пошли. Они чувствовали, что не могут просто уехать из города, не простившись и не извинившись перед волхвом.

Вот только сам Богумир, встретив гостей на пороге, выглядел так, словно бы это обстоятельство его совсем не огорчило.

– Уеду, как и собирался, куда-нибудь подальше, – сказал он, когда Леся с Эдиком объяснили, что сами уезжают и пришли к нему попрощаться перед отъездом. – Уеду туда, где людям еще хочется жить по Правде, а не по Кривде. А тут…

– Что? Что тут?

– Мне кажется, что тут уже ничего не поправить.

– Но почему же? Все можно поправить.

– Много разного приходит на ум, когда смотришь на этот мир, – тихо ответил им Богумир. – Куда он катится? Когда я читаю Священное Писание, особенно откровения о конце света, мне кажется, что мир начал свой последний виток.

– Да ну! – усомнилась Леся. – Человечеству это кажется на протяжении уже двух тысячелетий. И ничего, как видите, живем.

– Доживаем, так будет правильнее сказать.

– Не все же так страшно! Что вы, право слово! Бывали в истории человечества катаклизмы и войны, но все же как-то рано или поздно заканчивалось. И мир продолжал существовать по-прежнему.

– Вот только нужно ли, чтобы он продолжал существовать?

– В смысле? – удивилась Леся.

– Ну я имею в виду, чтобы он продолжал существовать в том виде, в каком он существует сейчас?

– А почему же нет?

– В мире стало слишком много грязи.

– Всегда ее было достаточно, – не соглашалась Леся, которой неожиданно понравилось спорить с Богумиром. – Сами же говорили, в Средние века людей живьем в стены замуровывали.

– Но в людях тогда не было столько зла, как сейчас. Да, они творили жестокие вещи, но они сами были как дети, которые не ведали, что творили зло. Жизнь человеческая не имела той ценности, какую обрела сейчас. А почему?

– Почему? – спросила Леся.

– Не потому ли, что жизнь человеческая тогда была незрелой и еще непригодной для жатвы, а нынче она созрела и готова к уборке урожая? Не приблизилось ли, спрошу я вас, само время жатвы?

– Какой еще жатвы? – не поняла его Леся. – Вы это вообще о чем?

– В Священном писании встречается упоминание о последних днях, когда ангелы спустятся с небес на землю и начнут свою жатву. Только вместо колосьев они будут пожинать повсюду души человеческие. И будет это в ту пору, когда сами души созреют. Но когда точно будет то время, знать нам не дано. Однако в том, что рано или поздно оно настанет, сомнений у меня нет.

– Ну… допустим, – нерешительно произнесла Леся, совсем не уверенная, что ей сейчас надо соглашаться. – Но и как это связано с тем, что вы собираетесь уехать и поселиться где-то в глуши?

– Сам не знаю, но чувствую, что в такое время хочется быть наедине с самим собой, со своими собственными мыслями, хочется иметь время и возможность обращаться к небесам во всякий час с молитвой о судьбе этого мира. Хочется, чтобы было время и душевный покой, чтобы творить молитву правильно, размеренно и… как бы это сказать?.. Результативно!

– Чтобы она была там, наверху, услышана, это вы хотите сказать?

– Да, именно это я и хочу сказать. А чтобы молитва была услышана, ее должен прочесть человек, чистый духом. Понимаете, почему так важно, чтобы священники были непогрешимы, чтобы их образ жизни и мыслей был весь наполнен благодатью Божьей, чтобы они денно и нощно думали лишь о службе своей и ни о чем другом?

– Кажется, начинаю понимать.

Но у Богумира было еще много чего сказать Лесе. И он продолжил:

– Ведь вступая на эту тропу, священнослужитель отдает себя всецело одному лишь Богу. И лишь Богу ведомо, в какой момент дня или ночи Его служитель может Ему понадобиться. А разве в наших церквях так? Нет, все не так. Начать хотя бы с того, что на ночь они обязательно закрываются!

– Правильно, их закрывают от воров и… и вандалов.

– Но разве не дикость это?! – вскричал Богумир почти гневно. – Храм – это место, куда может и должен зайти каждый в любое время дня и ночи. Место, где он может раскаяться. И если нужны какие-то земные замки и оковы, чтобы защитить это место от людей, то к чему оно вообще?

– Только от плохих людей! От людей, которые приходят со злым умыслом.

– Но зачем они туда приходят? Ведь не за Духом же святым, которому одному надлежит обитать в сих храмах!

– Нет, они приходят за ценностями, которыми надеются поживиться. Ведь храмы бывают так богато украшены.

– А к чему вся эта пышность и золото на иконах, только искушающие умы слабых на доброе и крепких на злое людей?

– Ну… Вообще-то золото – это отличный проводник, – задумчиво произнесла Леся. – Самый лучший. Наверное, его священнослужители используют для улучшения сигнала.

– Какого сигнала? – оторопел Богумир.

– Ну, молитва – это же особый вид сигнала. Вот его и необходимо усилить. Не случайно же даже в тяжелое послевоенное время, как я слышала, настоятели чудом сохранившихся церквей первым делом, едва у них появлялись деньги, на полученные средства золотили купола своих церквей или хотя бы кресты! Все для лучшей трансляции энергии от нас туда, наверх, и для получения ответного сигнала сверху уже к нам.

Богумир с интересом посмотрел на Лесю.

– Интересная точка зрения, – заявил он. – Значит, золото – как проводник? Об этом я еще подумаю. Но даже если и оставить пышность нашего обряда, многое меня не устраивает в церкви и ее делах.

– Не устраивает – дело ваше. Можете и не ходить в храмы. Но зачем же в глухомань от людей-то уезжать?

– А кто вам сказал, что я уезжаю от людей? Напротив, я как раз к людям и еду. Знаете, скольких я знаю, кто уже перебрался из городов на землю? А еще больше есть тех, кто пока еще только выжидает. Решение этими людьми уже принято, но теперь они ждут подходящего момента для переселения. Взять хотя бы моих братьев и сестер, тетю, они все поедут со мной, я уверен!