Иоанна Хмелевская - Подозреваются все (вариант перевода Фантом Пресс)

— Не знаю, — решительно заявила она властям. — Понятия не имею.

Разумеется, они ей не поверили, ее поведение в их глазах только подтверждало мою вину.

— Неужели у вас нет никакой своей версии о том, как могла помада оказаться на этом платке? Разве не логично предположить, что хозяйка помады стерла ее платком с губ?

— Говорю вам, не знаю. Предположить можно что угодно — ну, например, она писала разные слова на стекле, а потом их стирала. А вы, если не ошибаюсь, ведете расследование, для вас важны факты, а не предположения.

Анка и Моника для меня не были опасны, они ничего не знали. Тогда их не было на работе. Потом в зал вызвали Весю. Мне стало плохо при виде ее. Эта скажет, с радостью, с наслаждением выложит все, что знает. Если, конечно, помнит. Дай бог, чтобы не помнила!

— Ну как же! — От радостной готовности насолить ближнему Веся чуть не подавилась слюной. — Ведь это же Ядвига…

Как коршуны на падаль, набросились следственные власти на Весю. Преисполненная чувством собственной значимости, Веся торопилась выложить все, что знала, а я не могла убить ее взглядом.

Случилось это за день до гибели Тадеуша. Зайдя к нам в отдел, Ядвига потребовала выдать ей все имеющиеся у меня с собой тюбики губной помады, чтобы установить, какая ей больше всего к лицу. С собой у меня было всего две — одной я постоянно пользовалась, да и Ядвига неоднократно уже примеряла ее, а второй оказалась вот эта самая киноварная пакость. Ядвига тут же толстым слоем намазала губы и принялась рассматривать себя в зеркальце. Мы все трое — я, Алиция и Веся — внимательно следили за ходом эксперимента. С ненавистью глядя на Ядвигу, Веся с удовлетворением произнесла:

— Сотри скорее, выглядишь как страшилище.

На сей раз она говорила правду, цвет моей помады и в самом деле красивее Ядвигу не делал. Послушно вытащив из сумки большой носовой платок в бело-голубую клетку, она старательно стерла с губ помаду.

И вот теперь этот платок в качестве вещественного доказательства лежал перед нами на столе. Веся разливалась соловьем, приводила все новые факты, подтверждающие ее изумительную память, и теперь уже ничто не могло спасти Ядвигу. И в самом деле, у нее был очень веский мотив, полная возможность осуществить преступное деяние, а также твердый характер. И она клялась всеми святыми, что невиновна, заклинала меня помочь ей!

А вдобавок я с самого начала сделала ее убийцей в своей дурацкой выдумке. Роль убийцы я предназначила Ядвиге из тех соображений, что Ядвига более, чем кто-либо другой, могла рассчитывать на смягчающие вину обстоятельства…

Сидя в углу, я кляла на чем свет себя, Весю, Ядвигу, покойника, прокурора и вообще всех и вся. И страстно желала, чтобы что-то произошло, чтобы, несмотря ни на что, Ядвига оказалась невиновной! Чтобы убийцей оказался кто-то другой.

Усадив Весю в другом углу, власти вызвали Ядвигу. Платок во всей красе лежал на столе. Ядвига вошла, взглянула на вещественное доказательство, потом на меня, потом на Весю. Потом опять посмотрела на платок и обратилась ко мне:

— Я поступила неправильно, надо было вам все рассказать. Теперь вы думаете, что это сделала я, а я думаю, что спасти меня можете только вы.

— Холера! — вырвалось у меня. И хорошо, что вырвалось, а то бы я просто задохнулась от переполнявших меня противоречивых чувств.

Строго призвав меня к порядку, капитан обратился к Ядвиге:

— Прошу воздерживаться от переговоров с посторонними особами и отвечать на вопросы. Вы признаете, что это ваш платок?

— Признаю, а что мне еще остается? Головой ручаюсь, что это трепло уже все выболтало, — невежливо ответила Ядвига, презрительным движением подбородка указав на Весю. Оскорбленная Веся издала какой-то неопределенный звук, но не успела отреагировать со всей решительностью. Капитан укротил ее, произнеся совершенно железным голосом:

— Благодарим вас. Можете быть свободны. Смертельно обиженной Весе не оставалось ничего другого, как только встать и выйти.

Ядвига сидела, обреченно глядя на свой платок.

— Этим платком убийца вытер дырокол после того, как нанес своей жертве удар по голове, — сказал капитан. — Данное обстоятельство установлено следствием со всей очевидностью. Признаетесь ли вы…

— Ни в чем я не признаюсь, — перебила капитана Ядвига. — Этот платок пропал у меня в день убийства. Я не задушила Столярека и сейчас все объясню. Пани Иоанна, даю вам честное благородное слово, что скажу правду!

Я уже знала — поверю всему, что бы она ни сказала. Капитан сделал попытку вышвырнуть меня за дверь, но Ядвига решительно воспротивилась, заявив, что показания даст только в моем присутствии. А если меня не будет, так она ни слова не вымолвит! Следователи, видимо, уже так от всего этого устали, что согласились с ее желанием.

И Ядвига стала давать показания. Честно и подробно описала она все свои перипетии с бывшим мужем, его злоупотребления, свои махинации, участие Тадеуша во всем этом, эпизод с губной помадой. И вот добралась до рокового дня.

— Тадеуш мне все нервы истрепал, — говорила Ядвига. — Я хотела его упросить, чтобы не давил так на меня, чтобы подождал, пока я выдою денежки из своего бывшенького, тогда смогу и ему заплатить за молчание. И даже пять тысяч уже согласна была заплатить, лишь бы он меня оставил в покое. Уж очень я боялась, что он эту проклятую бумагу кому не надо покажет и все мной задуманное — псу под хвост. Я хотела с ним серьезно поговорить, позвонила по телефону. Да, это я звонила. Мы договорились, что он придет в конференц-зал.

— Так почему же вы сразу нам этого не сказали?

— Я ведь не дура! Вы бы сразу меня заподозрили в убийстве, а так я надеялась, что успеете найти убийцу до того, как все это раскроется. И тогда никто меня подозревать не станет, и не придется всякие такие вещи про себя рассказывать.

— Хорошо, продолжайте. Вы ему позвонили, и что было дальше?

— Он, конечно, пришел, думал, я позвала его для того, чтобы деньги дать. Веськи в прихожей не было, никто меня не видел. Как я эту скотину просила, как умоляла! А он только смеялся. Я, дура, даже разревелась и вот этим платком сопли вытирала. Смотрю, он — ноль внимания, ну я и разозлилась. «Ладно, — говорю, — Бог тебя накажет за все мои слезы». И вышла из зала. А он остался. И платок я, наверное, там уронила. Прямиком пошла в умывалку, потому что зареванная вся, там вымыла лицо и вытерлась полотенцем. А про платок вспомнила только тогда, когда вы принялись искать.

— А откуда у вас взялся дырокол?

— Как откуда? Он всегда стоял на моем столе в прихожей. Я его и не брала. Наверное, когда я села на место, его уже не было, только я этого наверняка не знаю, не думала я тогда о дыроколе.