Артур Кангин - Хроника гениального сыщика

Гитлер потер свои тощие щеки.

— А концлагеря? Печи для евреев? Какая слава? — устало вопросил он.

— Но… — было, возразил я, акушер Кусков.

— Никаких «но», — резко оборвал меня Гитлер. — Молоды вы еще, чтобы судить.

— Мне тридцать три года, — автоматически сказал я.

— Вот как? — недоверчиво посмотрел на меня фюрер.

— Мы вас прервали… — подхватил нить беседы Рябов.

— Так вот, — благодарно глянул на сыщика Гитлер, — я незадачлив с детства. У меня был алкоголик отец и деспот мать. Меня, как особо низкорослого карлика, унижали в гимназии. Я с детства самый несчастный человек в Германии.

— Именно поэтому, — продолжил мысль Рябов, — вы и смогли возглавить миллионы несчастных людей?!

— В каком вы звании? — спросил сыщика Гитлер.

— Штандартенфюрер!

— Надо будет повысить… Впрочем, я о другом… Если бы сбылась моя мечта, то не было ужасов этой нелепой войны.

— Что за мечта? — спросил я.

Адольф открыл нижнюю полку дубового стола и достал красочную детскую книжку. На обложке был изображен Буратино с золотым ключом.

— Вы с детства мечтали найти ключ? — быстро спросил сыскарь.

За окном с треском разорвалась британская авиационная бомба.

Истошно взвыла сирена.

— Мечта не сбылась, — горестно поджал губы фюрер. — Все коту под хвост… Майн либэ Ева меня не любит. Она купилась на мой пиар-образ. Она даже не хочет родить от меня кляйне киндер! Война заканчивается, видимо, не в нашу пользу… А золотой ключ мог бы открыть дверь в страну счастья.

Стараясь не греметь подковами эсэсовских каблуков, мы с Рябовым вышли.

— Цурюк на хаус, — о чем-то интенсивно думая, произнес Рябов.

— Что?

— Назад домой! — перевел Рябов. — Ева Браун уже не способна вдохновить злополучного Гитлера. Его карта бита…

Мы прошли задымленную, всю в осколках стекла и черепицы, аллею Риббентропа, свернули к дубовому лесу, вздохнули полной грудью и спорым шагом направились к вечно молодой Москве.

На женском сайте www.nymphomania.ru появилось сообщение следующего содержания: «Джакомо Казанова, легендарный плейбой и альфа-самец, прибывает с кратким рабочим визитом в Санкт-Петербург».

Под новостью помещен рисунок: усатый мужчина в алых штанах, с огромным вспученным гульфиком.

Я кликнул по этой пиктограмме.

И что я увидел?

Предо мной, во весь экран, явился мужской детородный орган. Он скорее принадлежал какому-то эрегированному носорогу нежели, чем нормальной особи хомо сапиенса.

Рябов подошел к монитору (плоский SyncMaster, 17-ть дюймов диагональ) почти вплотную, заиграл желваками.

— Ежкин кот! — выругался.

— Что такое?

— В Эрмитаж… Срочно!

СПб заливало слепящее солнце. Медная лошадь под Петром Великим выглядела весьма игриво и двусмысленно. Казалось, даже гранитные сфинксы испытывают июльскую эротическую истому.

Женщины, особенно девушки, сияли. Куда делась вчерашняя озлобленность и угрюмость?

— Боже мой, — воскликнул я про себя, — чему вы радуетесь? Вас так много! Никакого Казановы не хватит.

В Эрмитаже я обнаружил уйму пригожих фемин. Ах, что за чудные ножки! Обворожительные попки! А глазки?!

Я вертел головой направо налево.

— Да, куда же вы все пялитесь?! — раздраженно осадил меня Рябов. — К золотой карете! Живо!

У золотой кареты какой-то бурят в тюбетейке щупал заскорузлыми пальцами рессоры и подозрительно щелкал языком.

Оттеснив бурята могучим плечом, сыщик вскочил на подножку, резко распахнул резную дверь.

— Ну? — спросил я с дрожью в голосе, хотя и не понимал, чего же мы шукаем.

— Ушел, шельмец! — Рябов огорченно перещелкнул именной браунинг.

— Кто?

— Казанова! — Рябов понюхал внутренность кареты чуткими ноздрями: — Слышите, пахнет итальянскими мужскими духами «Фаворит», а на полу, вон там, в углу, валяется женская заколка.

Действительно, на выдраенном полу волосяная заколка, в форме удава, проглатывающего кролика.

Я поднял её, обтер о штаны.

— Улика! — мудро сощурился.

От Эрмитажа мы опрометью бросились к Зоологическому музею.

Там я засмотрелся на дивную коллекцию бабочек, но сыщик так дернул меня за рукав, что чуть не оторвал его с корнем.

— В зал русского носорога! — сквозь зубы обронил Рябов.

И вот мы в зале единственно сохраненного волжского носорога.

Что же мы видим?

Носатый мужчина, в расшитых золотом штанах, стоит подле чучела и ножиком что-то наскребает в склянку.

А скребет он мошонку русского носорога.

— Руки за голову! Банку на пол! — прошептал Рябов, вскидывая именной браунинг.

— Вы имеете право молчать… — подхватил я.

Подлец Казанова, явно нарушая европейский политес, сунул емкость себе за пазуху. И кувырком из зала.

Сыщик прицелился.

— Уйдет! — заскрипел зубами Рябов и нажал на спусковой крючок.

На выходе из зала Казанова рухнул.

А ведь росточка он оказался порядочного! И нос, как уже было сказано, имел преогромный.

Какая потрепанность во всем его облике… Имидж шняжный.

Я наклонился над Джакомо, а он, подлец, схватил меня за горло.

— Х-х-х… — захрипел я.

Рябов навел в висок эротомана браунинг.

Казанова прикрылся мной как щитом. Пока еще живым.

Сыщик опустил оружие.

Через полчаса мы сидели за столиком кафе Кораблестроительного музея и зорко глядели на заморского гостя.

— Я очень стар… — шамкал почти беззубым ртом маэстро. — А вокруг столько женщин! Миллиарды!..

— Тормозните, — предложил я, поливая русскую сосиску византийским перченым соусом.

— В молодости я публично поклялся на Библии у собора святого Павла, что не пропущу ни одну юбку. — Меня может спасти только эликсир из мошонки русского носорога.

Ночью какая-то неведомая сила подняла меня.

Я взял в ванне баночку из-под майонеза, натянул походные пятнистые штаны и отправился…

И крадучись тронулся в Зоологический музей.

Я выдавил головой слуховое оконце полуподвала. Легко проник в апартаменты. Паркетные половицы в истерике закатывались, однако я упрямо шел к своей цели.

Вот он — красавец!

Русский носорог…

Такой матерый детина мог родиться только у нас, в России.

Я интимно подобрался к мошонке, достал перочинный ножик, банку, как вдруг в зале вспыхнул ослепительный свет.

Предо мной стоял сыщик Рябов.

— Не выдержали?

— Я хочу быть альфа-самцом.

— Да, пейте вы кефир, кушайте яичницу-глазунью и никаких проблем с потенцией у вас не будет.

Я сложил перочинный ножик, с тоской глянул на волжского носорога.

До свиданья, приятель. Мы еще с тобой свидимся.