Иоанна Хмелевская - Клин клином

– Довожу до вашего сведения, что теперь вы можете названивать мне хоть до самого Судного дня. У меня отныне другой номер. А вашей самодеятельностью уже занялась милиция.

Только я хотела сказать, что сейчас умру от страха, как он отключился. На всякий случай я разузнала, как обстоят дела со сменой телефонных номеров, выяснила, что скорей всего он не соврал, и на том успокоилась. Поздно вечером он снова позвонил. Видать, этот человек жить без меня не может...

– Напоминаю вам, что номер свой я поменял и теперь застрахован от ваших посягательств.

Я устроилась поудобней у телефона, закурила сигарету и сказала:

– Очень мило с вашей стороны, что вы решили рассекретиться, наконец-то я слышу нормальную человеческую речь.

– Да, теперь можно себе позволить. Мы с вами сейчас в равном положении, я защищен от вашей беспардонности.

– Что вы называете равным положением? То, что вы знаете обо мне все, а я о вас ничего? Вы серьезно?

– Отныне я для вас недосягаем. Так знайте же, сейчас я дома, наслаждаюсь покоем и вы меня своими звонками не достанете...

Я чуть было не ляпнула, что в таком случае мне ничего не остается, как приехать к нему, но вовремя прикусила язык.

– Раз уж вы в благодушном настроении и даже снизошли до беседы, скажите тогда на милость, что все это значит? Вы меня с кем-то перепутали?

– Ни с кем я вас не перепутал, хватит прикидываться невинной овечкой. Просто знать вас не желаю, и не надейтесь на свою настырность. Ничего вам от меня не светит. К счастью, я вовремя понял, что вы за штучка, и успел дать задний ход. Я уже не раз напарывался на дамочек такого пошиба, потому-то и закрыл свой номер телефона... И на вас, поверьте, найду управу.

Я слушала его исповедь в полной растерянности. Что же это такое деется? Что у него за дурь в голове? Мания преследования? В чем он меня подозревал?

– Может быть, вы опасались, – со всей деликатностью спросила я, потому как психов нервировать нежелательно, – что я буду у вас что-то вымогать?

– Учтите, это ваши слова. Я ничего такого не утверждал.

– Я вас выручила, не стоит благодарностей.

– Считаю своим долгом предупредить, что о вашем поведении, включая и сегодняшний день, уведомлена милиция, вам это так с рук не сойдет. Все ваши звонки записаны на пленку. А сейчас отключаюсь, наконец-то отдохну. Что-нибудь почитаю в тишине, без ваших звонков. Доброй ночи.

Итак, невинная моя забава обернулась нешуточной драмой. Сомневаться не приходится, всю эту катавасию он, как ни странно, воспринимает серьезнейшим образом. И глубоко вериг всему, что говорит. Я в его глазах женщина легкого поведения, и по профессии, и по своей сути, вдобавок шантажистка да и вообще подлая бестия. А к тому же, судя по его обращению со мной, не в меру придурковата. Чертовщина какая-то, дорого бы я отдала, чтобы узнать, каким образом эта галиматья засорила ему мозги. Сколько я ни старалась, никакого вразумительного объяснения не нашла и переключилась на другие детали этого дела. Ну хорошо, пусть я распоследняя шельма, каких еще свет не видывал, допустим, так оно и есть, почему же он меня раньше не раскусил? Любой нормальный человек с шантажисткой даже в разговор вступать не будет. И потом, как можно ни с того ни с сего, с места в карьер учинять такой безобразный скандал? Или он в самом деле уверен, что я в конфликте с законом и при одном слове “милиция” готова околеть со страху? И почему он напрочь позабыл про такой легкий и простой способ развязки, как обыкновенный человеческий разговор? Не сваляй он дурака со своей конспирацией еще при первом моем звонке, мы бы откровенно объяснились, и неужели я бы не отпустила его с миром? Стоило только сказать: “Дорогая пани, так, мол, и так, прошу меня простить, но продолжение нашего знакомства представляется мне нежелательным. Все было очень мило, спасибо, будьте здоровы”. Возможно, я бы и задала ему под занавес кое-какие вопросы, но на ответах бы не настаивала. В конце концов, любое дело можно уладить интеллигентно, а он ведь производил впечатление человека интеллигентного. Неужели я так феноменально ошиблась?

Мне было и досадно, и грустно. Мне всегда бывает грустно, когда оказывается, что я в ком-то ошиблась. Ну и, конечно, не очень-то приятно, что такая забавная поначалу история обернулась историей склочной.

На его угрозы касательно моей репутации я обратила ноль внимания, пусть себе трезвонит во все колокола, такая напраслина ко мне не пристанет. Мои знакомые в ответ только животы надорвут со смеху либо просто постучат пальцем по лбу.

Сколько я ни ломала голову над загадочным этим делом, меня не покидало ощущение, что я скольжу по поверхности, а суть остается сокрытой во мраке неизвестности. Когда я позвонила подруге, которую держала в курсе, и поделилась с нею последними новостями, ее взяла оторопь не меньше моего. Собравшись с мыслями, подруга сказала:

– Дорогая моя, я вижу лишь одно объяснение: у этого типа не все дома, налицо ярко выраженная мания преследования.

– Мне такой вариант тоже приходил в голову, ну а вдруг тут совсем другое? Не будем упрощать. На манию всегда успеется списать, придумай что-нибудь поинтересней.

– Ну что тут можно придумать? Хотя погоди...

– Ну?

– Погоди, не мешай... Он стал скандалить сразу же, как ты позвонила? А что, если он был тогда не один?

– Полагаешь, коротал время с подружкой?

– Не знаю... Но вполне вероятно.

– Ни о каких подружках я не слышала. Он меня уверял, что никого у него нет, а раз так, с чего вдруг такая паника?

– Дурочка. Мог ведь мужик соврать?

– Соврать? А зачем?

– Мало ли зачем. Но если это так, то ничего удивительного...

– Слушай, я еще раз тебя прошу, не записывай его в идиоты. Я ведь ему польским языком сказала, что попала к нему по ошибке. Любому мало-мальски нормальному человеку этого вполне достаточно.

– Пожалуй. А если он тебя узнал и решил, что ты его расшифровала?

– Вот-вот. Представь себе такую ситуацию. Сидишь ты себе с мужчиной, наслаждаешься своим счастьем, и вдруг тебе звонит третий лишний, которого тебе вовсе даже незачем афишировать. Как бы ты себя повела?

– Ошиблись, мол, номером. Нету тут таких, и точка. Упиралась бы хоть до утра.

– А потом?

– Созвонилась бы с ним сразу же, при первой возможности. На рассвете, в пять, четыре утра, когда угодно. Так, мол, и так, будь умницей, не разбивай моего счастья. И только потом, окажись он упрямой скотиной, попыталась бы защищаться как-нибудь иначе.

– Ну вот видишь. А он, значит, заранее решил, что я упрямая скотина. Чему тут удивляться, если у меня, как выяснилось, полный джентльменский набор всех мыслимых пороков.

– Небось и на руку нечиста?

– Не знаю, не успела уточнить. Хотя нет, до полного набора надо бы еще подвизаться в сводничестве, шпионаже, наркомании.., контрабанде. Нет, окончательно меня еще не охаяли. Серьезное упущение.