Иоанна Хмелевская - Клин клином

Ишь ты, курицын сын! Министр сыскался...

– Еще раз простите. Мне следовало передать вам одно сообщение, но это уже неактуально. Вы получите его официальным путем.

– Тогда скажите по крайней мере, когда ждать, а то так недолго и помереть от неизвестности, – язвительно сказала я.

– Я не уполномочен давать объяснения. “Пластинку у него заело”, – подумала я со злостью.

– А сейчас позвольте попрощаться. Прошу меня извинить...

Сущий Версаль, жаль только, что в доме умалишенных.

Я снова с головой ушла в ремонт и в течение нескольких дней света белого не видела. Не хотелось, чтобы в момент ареста меня застали в доме посреди жуткого бедлама. К счастью, ремонт был закончен, а я все еще наслаждалась свободой.

Вот тогда-то меня и настиг удар. Позвонил мне один мой знакомый, с которым я после отпуска ни разу еще не виделась.

– Что ты натворила! – заявил он безо всяких предисловий. – Совсем ума лишилась? Всего можно от тебя ожидать, но такого!..

Йеху! Боевой конь подо мной встрепенулся, заслышав желанный зов трубы.

– Золотой мой, драгоценный! – возопила я. – Выкладывай скорее все, что знаешь!

– Много чего знаю, есть у меня кой-какие полезные знакомства. Ну зачем ты учинила эту адскую заварушку!

– Сокровище мое, вовсе не я. Настолько не я, что даже не понимаю, что происходит. Может, хоть ты мне растолкуешь?

– Предпочитаю послушать тебя. Как насчет встретиться? Сможешь прийти завтра к часу в “Бристоль”?

Да хоть на край света, пусть мне только там объяснят, где собака зарыта. Еще не было часу, а я уже изнывала от нетерпения на первом этаже “Бристоля”. Но вот появился мой добрый знакомый, смерил меня жалостливым взглядом и покачал головой.

– У тебя случайно нет горячки? – с участием спросил он. – Галлюцинациями не страдаешь? Как насчет других тревожных симптомов? Откровенно говоря, состояние твоего рассудка серьезно меня беспокоит.

– Перестань паясничать. Садись и выкладывай.

– Что именно?

– Все, что знаешь. Может, ты случайно знаешь и некую даму, от которой мне ехиднейшим тоном передали привет. – И я назвала фамилию.

Мой добрый знакомый бросил на меня уклончивый взгляд.

– Случайно знаю, – с расстановкой сказал он и помолчал.

Я ждала, сгорая от любопытства. Он потянулся за сигаретой, не спеша закурил и наконец изволил подать голос.

– Надеюсь, ты хоть в курсе, кем был отец той дамы?

– Ах, она, значит, его дочка? Я так и думала, но это мне ничего не объясняет. Что у нас может быть общего?

Приятель снова смерил меня странным взглядом.

– Я тебе расскажу то, что мне известно, а уж остальное сама додумывай. Я знал эту особу еще в девическую ее пору. Очень даже хорошо знал.

Он снова умолк и отсутствующим взором засмотрелся куда-то вдаль. Не глядя на меня, наконец приступил к своему рассказу. Излагал мне биографию этой дамы, а я безмолвно внимала ему, и мрак неизвестности, клубившийся вокруг злосчастного недоразумения, начинал понемногу рассеиваться. Да, у гениальной моей подруги оказался дар ясновидения: все-таки женщина там сидела... Две разбитых семьи, причем разбитых с громким скандалом... Многолетняя связь.., известный сердцеед, профессионал высокого полета.., ну и даме тоже палец в рот не клади...

– Какого шута ты встряла в их роман? – закончил он с укоризной. – На кой тебе нужно было? Эта связь медленно, но верно продвигается к законному венцу, а ты влезла в самую середку.

– Дорогой мой, я ведь ни сном ни духом, – уныло сказала я. – Вот послушай, как все выглядело с противной стороны, то бишь с моей. Вообще-то он сам виноват, нечего было так по-идиотски врать, но, откровенно говоря, я бы охотно извинилась за свои шутки. Слушай же...

Чем дальше я продвигалась в своем повествовании, тем больше мой приятель спадал с лица. Иногда с уст его срывался стон отчаяния.

– А знаешь, ты в самом деле опасна для окружения, – сказал он наконец. – Не дай бог нарваться на приступ твоего чувства юмора. Глубоко сочувствую этому несчастному человеку. Но лучше уж не извиняйся перед ним, а то ведь еще больше бед натворишь.

– Извинюсь, не извинюсь – это дела не меняет, все равно он вел себя по-идиотски, – упорствовала я.

– Уверяю тебя, на его месте я повел бы себя точно так же. Пойми, он же не знал, какой ты у нас уникум.

Да, это правда. Наверное, ко мне надо привыкнуть, на людей малознакомых я произвожу чересчур сильное впечатление. Кому придет в голову, что на тайну я могу клюнуть скорее и охотней, чем на мужчину?

Какое-то время мы сидели молча. Я курила сигарету и рассеянно провожала взглядом входящих и выходящих. Вдруг мелькнула высокая темноволосая фигура в сером костюме. Не успела я ахнуть, как увидела лицо. К счастью, совсем незнакомое. Я обернулась к своему приятелю, собираясь что-то ему сказать, и встретилась с его изумленным взглядом.

– Нервы у тебя железные, – почему-то хмыкнул он с одобрением.

– О чем ты?

– Ну как же! Увидела вдруг этого типа – и глазом не моргнула.

– Какого типа? Того, что вошел? Я его не знаю, зачем мне моргать?

Мой приятель пристально и даже с какой-то тревогой уставился на меня.

– Все шутишь? О ком мы сейчас говорили, как не о нем? А еще утверждаешь, что виделась с ним.

– С кем? С этим? Но это же не он!

– Как не он? Тот самый, пан... – и он назвал имя и фамилию. – Да я с ним лично знаком.

Какое-то мгновение мне казалось, что сейчас меня хватит удар. Сомнений нет, кто-то тут сошел с ума, не исключено, что именно я. Оглянувшись на подсевшего за соседний столик типа, я снова беспомощно вылупилась на приятеля. Видать, в глазах у меня застыла такая невыразимая оторопь, адекватная, надо сказать, состоянию моей души, что лицо у него стало приобретать за компанию родственное выражение.

– Женщина, опомнись! – наконец воззвал он в гневе. – О ком ты мне сейчас все уши прожужжала?

– Погоди, погоди, – слабым голосом пробормотала я. – Ты уверен, что это тот самый? С такой фамилией? Диктор Польского Радио? Ты уверен?

– Как и в том, что я не чайник. Неоднократно видел его живьем.

– Царица небесная, смилуйся!

Я сидела в полном трансе, а мой приятель наблюдал за мной со все большей тревогой. В голове у меня царили содом и гоморра. Нет, такого быть не может, не верю!

Ничего не соображая, не заботясь о приличиях, я сорвалась с места, бросилась к сидевшему по соседству высокому симпатичному брюнету и застыла над ним как статуя, безмолвно пожирая глазами. На мне, надо сказать, был лучший мой костюм, прическа и грим вполне ему соответствовали, словом, все было при мне, разве что на лице не хватало выражения умственной полноценности. Тем не менее брюнет, завидев меня, невольно привстал.

– Извините меня ради бога, – надрывно простонала я, – но скажите мне, это вы – пан... – и я назвала фамилию.