Иоанна Хмелевская - Клин клином

И тут же телефон зазвонил...

Невинное треньканье прозвучало как глас судьбы. Обстановка вокруг меня была такой, какой ей и следовало быть: сверху струился мягкий свет лампы, рядом кипы шпаргалок, в душе – злость и уныние, а над всем этим незримо витали зловещие громады домов культуры. Прежде чем взять трубку, я мгновение боролась с собой, пытаясь призвать к порядку взыгравшую во мне бессмысленную, идиотскую надежду.

– Алло, – отозвалась я после третьего сигнала.

– Четыре сорок девять восемьдесят один?

– Да, слушаю...

– Шеф на месте?

– Что?

– Шеф, говорю, на месте? Скорей! От неожиданности вопроса я растерялась и в первую секунду не нашлась что ответить, да и номер был назван правильно. Голос в трубке звучал резко, нахраписто, даже сердито и очень мне не понравился. Может, поэтому я окончательно озверела и вместо нормального ответа – дескать, ошиблись – с ехидной любезностью парировала:

– Сожалею, но шеф в отлучке. Прихватило, понимаете ли, после кислого молока живот.

– Что такое? Громче!

– Вышел! – гаркнула я, лишь бы отвязался, уж очень меня разозлил командирский тон.

– Доложить немедленно, как вернется: операция “Скорбут” началась. К-2 в районе сто четыре, ежедневно в ноль двадцать. Установить сигнал. Запомните?

– А как же, – огрызнулась я. – Запомним. По гроб жизни.

– Синхронизация обязательна, – пояснил мне на прощание неприятный голос. – Даю отбой, конец сообщения.

– Покорнейше благодарю, – расшаркалась я и швырнула трубку. Черт знает что такое. С минуту поразмыслив, я пришла к выводу, что это либо ошибка, либо дурацкая шутка, на том и выбросила звонок из головы, зато моя злость и уныние достигли своего апогея. Чего тут финтить – взявшись по второму разу за статью о домах культуры, я в глубине души надеялась, что меня оторвет от нее совсем другой звонок и совсем не по ошибке...

Я сидела с занесенной над листом ручкой и время от времени нацарапывала бессмысленные фразы. Всеми своими фибрами я ощущала себя несчастной, а чувство манкируемого долга бесповоротно меня добивало. Наконец я дошла до кульминационной точки своей деградации, слабеющей рукой накарябав: “Домам культуры предписаны по штату привидения”. Написала и долго вчитывалась, а вчитавшись, настолько поразилась, что даже головой посвежела. Какой абсурд! Почему непременно предписаны? Что в них хорошего, в этих привидениях? Нет, пора взяться за ум!

Легко сказать – как будто до моего ума рукой подать. В действительности нас разделял не один световой парсек, оставалось уповать лишь на чувство долга, благо оно у меня в крови. Проделав над собой титаническое усилие, я худо-бедно сосредоточилась на взыскующих моего внимания объектах культуры. В результате во вступительную часть сочинения была впрыснута капля здравого смысла, а сама я поехала утром на работу, ни капли не выспавшись.

Элементарные профессиональные обязанности казались мне в тот день неподъемно сложными. Я с трудом разделалась с воротами и взялась за доработку проекта, которым когда-то занимался Януш и в котором теперь должны были найти свое отражение свежеиспеченные фанаберии инвестора. Я прилагала массу усилий, чтобы возможно меньше переделывать и возможно больше оставить как есть, поскольку единственное, на что меня еще хватало, так это на бездумное копирование оригинала.

Вскоре после двенадцати я застряла на непосильной для меня проблеме. На продольном сечении обнаружились какие-то странные размеры – ни к одному узлу не подходят. Я долго ломала голову, соображая, что именно Януш имел в виду. Мои умственные потуги успехом не увенчались, и я наконец решила спросить у самого автора. Могла бы поинтересоваться и раньше, но такие простые решения при нынешнем моем состоянии духа почему-то меня не осеняли.

Только я собралась призвать Януша на помощь, как слуха моего коснулись звуки из ожившего динамика. Дневной выпуск новостей. Некоторое время я слушала, предаваясь тоске и унынию, потом сказала:

– Ребята, обратите внимание, моя жертва вещает!

Весе и Януш подняли головы и с любопытством прислушались – мои контакты с диктором не являлись для них тайной. Красивый, благозвучный голос поставил нас в известность, что “...в Польшу отгружено сто восемьдесят тонн болгарских помидоров...”.

– Интересно. – задумчиво протянул Весе. Я наконец опомнилась и со вздохом вернулась к прозе жизни.

– Януш, поди-ка сюда. Что ты тут замерял? Воздух?

– Какой еще воздух? – неуверенно спросил Януш, поднимаясь из-за стола. – Чего ты несешь?

Я продемонстрировала ему загадочное место.

– И правда. Погоди, что я тут мог начертить?

Он склонился над столом, навалившись локтями и подперев ладонями подбородок, и мы с ним осоловело уставились в таинственные размеры.

– Пристаешь со всякими глупостями, – недовольно буркнул Януш. – Откуда мне знать, что я здесь замерял три месяца назад.

– Но ты же что-то имел в виду?

– Ну имел, только что?

– Может, забыл дорисовать?

– Постой-ка... Сейчас соображу, достань поперечник...

Поглощенные реконструкцией авторской задумки и творческого ее воплощения, мы не обращали внимания на Весе, который тем временем встал из-за стола, подошел к телефону, набрал номер и попросил дать ему какой-то внутренний. Я расстелила поперечник.

– Есть! – обрадовался Януш. – Канализационный водосборник!

– Точно, в поперечном он внесен, а в продольном нет. Забыл. Обычно бывает наоборот, чертеж сделан, а размеры не проставлены.

– Такой уж я оригинал. Вот ты и доделай.

Весе между тем вышел на связь и попросил кого-то к телефону. С недосыпу реакция у меня оказалась замедленной, и потому фамилию, которую он назвал, я пропустила в первую минуту мимо ушей. А когда, позабыв про водосборник, взвилась со стула, было уже поздно.

– Весе, побойся бога! Что ты задумал?

– Хочу спросить, почем будут эти болгарские помидоры, – вежливо разъяснил мне Весе, прикрывая трубку, и сразу же ладонь убрал. Видимо, на другом конце провода уже отозвались. Я жутко растерялась и не могла сообразить, как спасти положение. Вот беда, взбрело же ему в голову приставать к невинному человеку!..

– Весе, это не тот! – наконец взмолилась я. – Оставь его в покое! Он на меня снова взъестся!

– Прошу меня извинить, – сказал Весе в трубку, озадаченно на меня косясь. – Вы не скажете, почем будут эти болгарские помидоры?

Я рвала на себе волосы и проделывала перед ним разные другие пантомимические движения, имеющие целью показать, сколь трагическую он совершает ошибку. Подать голос я боялась – меня могли услышать. Телефон у нас работал на редкость исправно. Весе отвел трубку от уха, и мы оба услышали ответ: