Джана Делеон - Луизианская заварушка

Поверенный сидел напротив в огромном кожаном кресле, что, казалось, целиком поглотило все его шестьдесят с лишним килограммов, вертел в руке священный конверт и, судя по всему, замолкать не собирался. Я уже подумывала опрокинуть свой кофе, лишь бы его прервать, но тут в кабинет сунула голову секретарша и сообщила о прибытии следующих клиентов. Мистер Уорли удивлённо глянул на часы и наконец протянул мне через стол листок:

– Прошу прощения. Такая увлекательная беседа, что я потерял счёт времени.

«Пятьдесят шесть минут. Десять секунд. Одиннадцать. Двенадцать».

– Ничего страшного, – соврала я и взяла ручку, чтобы расписаться в получении.

Затем толкнула листок обратно и встала. Уорли тоже вскочил, отдал конверт и ещё добрых пять минут (по крайней мере, по моим ощущениям) тряс мне руку. Из офиса я выходила на грани сердечного приступа. А когда добежала до «кадиллака» и запрыгнула на заднее сиденье, ко мне повернулись две встревоженные физиономии.

– Ну? – спросила Ида Белль.

– Ещё не смотрела, – буркнула я, открывая конверт. – Он не затыкался.

– Давай быстрее, – поторопила Герти, стиснув спинку сиденья.

– Уж стараюсь, – проворчала я и выудила и развернула письмо.

Увидев буквы, Ида Белль облегчённо вздохнула:

– Слава богу, она написала его от руки. Можно подтвердить подлинность по почерку.

– Читай уже! – проорала Герти.

Я сделала глубокий вдох и начала читать вслух.

«Сэнди-Сью,

Прежде чем перейти к сути дела, прошу прощения за то, что взваливаю это на твои плечи. Если задержишься в Греховодье подольше и хоть чуть-чуть вникнешь в ситуацию, то поймёшь, почему я не могла привлечь никого из своих местных друзей.

Я убила Харви Чикорона.

Я принесла ему ужин и увидела, как он избивает свою жену, Мари. Я об этом и раньше подозревала, но доказательств не было. Получив их, я взбесилась. И поклялась себе, что Харви больше никогда не поднимет на Мари руку.

Я знала, сама она не уйдёт. Без денег мужа Мари не сможет заботиться о брате, а ради него она готова терпеть любые унижения.

Так что я убила Харви и обставила всё так, будто он сбежал с любовницей. Это был единственный способ для Мари получить все деньги и заслуженный покой до конца жизни.

Я сожалею, если мой поступок доставил кому-нибудь неприятности после моей смерти, но не о том, что сделала.

Пожалуйста, покажи это письмо шерифу, чтобы Мари больше не подозревали, а наконец обвинили того, кто это заслужил.

С любовью,

тётя Мардж».

Несколько минут мы молчали. Глаза Герти наполнились слезами, она шмыгнула и вытерла нос тыльной стороной ладони. Ида Белль уставилась в пол, но, как ни старалась, не сумела скрыть печаль.

Мне вдруг стало жутко стыдно притворяться родственницей женщины, по которой все так сильно скучают. До сих пор история Мари и Харви казалась мне игрой – занимательной головоломкой. Я ни на секунду не задумывалась о чьей-то утрате, которая и привела меня в Греховодье, или о том, что мои новые знакомые всё ещё переживают, хоть и пытаются бодриться.

Я загрустила. О Герти, Иде Белль и Мари, обо всех, для кого Мардж была соседкой и подругой. Она самоотверженно защищала тех, кто в этом нуждался, и не только по долгу службы. Жаль, что мы с ней никогда не встретимся. Уверена, она бы мне понравилась. Я уже её уважала.

– Что ж… – начала Ида Белль и вновь замолчала.

– Жаль, что я не знала её лучше, – сказала я. – Сочувствую вашей потере такой замечательной подруги.

Одинокая слеза скатилась по щеке Герти. Она смахнула её пальцем и улыбнулась:

– Мардж бы тебя обожала. Она всё время беспокоилась, что же из тебя вырастет. Думаю, она бы приятно удивилась.

Сердце кольнуло болью. Конечно, я лишь притворялась племянницей Мардж, но они-то этого не знали. Удивительно приятно было слышать от Герти, что я понравилась бы Мардж. Первый комплимент, полученный с маминой смерти. Я и забыла, каково это.

– Думаю, теперь можно не переживать, что Мари арестуют, – заметила Герти.

– Да, – согласилась я, но сейчас это казалось слабым утешением.

Обратный путь прошёл в молчании, сказать было нечего. Никто из нас не додумался оставить Мари мобильник, так что мы не могли ей сообщить, что узнали, пока не вернёмся. Но это к лучшему. Зачитывать письмо по телефону казалось неуместным.

Я мысленно прокручивала события нескольких коротких дней, что провела в Греховодье, поражаясь силе и мужеству женщин, которых встретила, и той, кого уже не встречу. И вдруг испугалась показывать письмо Мари, ведь она наверняка обвинит во всём себя.

К дому Мардж мы подъехали чуть позже полудня. Мари выглянула на лестницу, едва мы вошли, затем подождала, пока Ида Белль закроет шторы, и спустилась. От тревоги на её лице сжималось сердце. Свобода, безопасность, возможность ухаживать за братом – всё зависело от признания близкой подруги в убийстве. Как Мари себя сейчас чувствует? Как жила все эти годы, каждый день встречая Мардж и вместе с ней притворяясь, будто ничего не произошло?

– Мы забрали письмо, – сказала Герти. – Пойдём выпьем кофе и поговорим.

При луизианской жаре было странно пить кофе во второй половине дня, но на обратном пути из Нового Орлеана мы прихватили бутылку бурбона. Наверняка добрая его часть пойдёт прямиком в чашку Мари, что, конечно, совсем неплохо. А ещё Герти достала кофе без кофеина вместо обычного.

– Ты хоть ела сегодня? – спросила она Мари, включая кофеварку.

– Выпила стакан апельсинового сока.

– Я сделаю тосты. Тебе надо поесть. Если заболеешь, никому легче не станет.

Проснулся Кости. Потянулся, приковылял к Мари и ткнулся ей в руку. Она потрепала висячие уши, и пёс улёгся своей любимице на ногу, глядя на неё снизу вверх большими грустными глазами.

– Что ждёт Кости? – спросила я.

– Это тебе решать – удивилась Мари. – Ты унаследовала его вместе со всем имуществом Мардж.

Я уселась напротив неё.

– Ох, я об этом в таком ключе и не думала. – Тем более что я не настоящая Сэнди-Сью и вообще ничего не унаследовала. Но, наплевав на закон, собиралась распорядиться чужой собственностью. – Нельзя увозить его отсюда, в большом городе он будет несчастен. – Я посмотрела на Мари: – Не хотите забрать его себе?

Она с улыбкой глянула на пса:

– С удовольствием. Кости – лучший мужчина из всех, с кем я когда-либо жила.

– Это точно, – фыркнула Ида Белль. – И пусть это будет тебе уроком. Через пять лет сможешь вступить в Общество греховодных дам, а до тех пор довольствуйся собакой и вязанием. Так безопаснее.

Клянусь, этот древний хаунд, наверное, и правда частично человек, потому что он прошёл под столом и обслюнявил мне руку, прежде чем свернуться калачиком на своём месте. Я улыбнулась. Мари больше не будет одинока. Ида Белль одобряюще кивнула, а Герти вновь шмыгнула, но тут же притворилась, что просто нос зачесался, и быстро поставила на стол тосты.