Людмила Милевская - Продается шкаф с любовником

Рожала Галина в попутке. Хозяин «навороченного» «Мерседеса» пожалел ее, голосующую под дождем на обочине, и пустил в свой уютный салон — как говорится, подобрал на свою голову. Галина ему отплатила добром: сразу рожать затеялась. Деваться ему было некуда, он, бедолага, роды и принимал — «Скорая» подоспела, когда Ангелинка уже посапывала в его пиджаке.

Далила была неподалеку и прилетела на зов. Она до сих пор с содроганием вспоминает ужас в его глазах, посиневшие губы и растерянное бормотание:

«Я пуповину грыз перочинным ножом. Посмотрите, пожалуйста, на малыша. Ребенок хоть дышит?»

Он держал новорожденную на руках и сам посмотреть боялся, был в трансе. Малышка спала, это ужасно его пугало. Он не верил, что ребенок выживет, но заботливо прижимал сверток к груди. Потом приехала «Скорая», забрала Галину. В переполохе Далила забыла спросить имя спасителя Ангелины — не приходя в себя, он умчался. Думалось, навсегда.

Но в роддом кто-то анонимно носил апельсины, а потом появился в жизни Галины таинственный Голос. Сначала даже не Голос — дыхание. Кто-то звонил и молчал, долго дышал в трубку. Месяц молчал, год молчал, но Галина, бестия, разговорила: он молчит, она жалуется. На одиночество жалуется, на пустой холодильник, на ремонт квартиры — точнее, на отсутствие ремонта…

Он не выдержал и заговорил. Не представился, но успокаивал, пытался вселить оптимизм.

Галина терялась в догадках, а Далила молчаливо подозревала, кто он, этот таинственный Голос. И не ошиблась. Он решился.

В тот день Галина, Далила и Ангелина возвращались с прогулки и остановились возле подъезда. Он шагал к ним уверенно, он улыбался.., и вдруг свернул к гаражам. И ушел. Оторопев, Далила оглянулась и с досадой увидела, кто вспугнул его: Граблин (старый дружок Галины) и Ванек. Оба спешили с объятиями и букетами с другой стороны двора. Чех пришел свататься, Граблин — с ним за компанию.

И вот что из этого получилось: у Ванека дети-жена. А Голос пропал.

«И Галина не забыла его, страдает,» — ужаснулась Далила. — Знала бы она, кто он, Голос ее, убила бы Ванека".

И тут осенило Далилу: в тот день, когда родилась Ангелина, подруга столкнулась с гадалкой. Кажется, на Литейном, та входила в подъезд. А может быть, выходила — дело не в том. Что она предсказала?

Далила воскликнула:

— Семенова, ты не помнишь, что гадалка тебе предсказала?

Галина опешила:

— Какая гадалка?

— Неужели забыла? Перед тем как родить Ангелину, в тот день ты мне звонила, про гадалку что-то трещала, я сердилась, не верила…

— Точно! Не гадалка она, бизнесменка. Женщина.

Пожилая. Я мимо нее проскользнуть собиралась, а она сама остановила меня и сказала задумчиво: «Вот тебе я мужа найду». Представляешь?! И денег с меня не взяла. У нее дар фамильный, боится его потерять.

Самое удивительное, что часа через два я родила.

Далила подумала: "В машине того, кто тебе потом апельсины носил. И звонил. Эх, Семенова, может, этот парень твоя судьба? Вот и не верь после этого предсказаниям.

Сказать ей?

Зачем? Зря расстрою".

— Слушай! — подскочила Галина. — Как я про бизнесменку эту забыла? У нее же агентство брачное!

— Не вздумай туда ходить, — запротестовала Далила.

— А если она мне мужа найдет?

— На себя уже не надеешься?

— А ты? Тебе снится Матвей, а ты кочевряжишься. Как ты другим советы даешь, когда сама бестолковая? — поразилась Галина и с чувством воскликнула:

— Я так ругаю себя! Ну почему не вцепилась я в Голос? Почему его к себе не звала? Почему не сказала, что жить без него не могу? И теперь он перестал мне звонить. А все ты со своими советами: «Не доставай его бабством, не верещи!» А самой снится Матвей.

Немедленно с ним сходись!

— Все не так, как ты думаешь, — горестно усмехнулась Далила. — Все по-другому.

— По-другому? И как же? Почему тебе снятся такие хорошие сны? — грозно спросила Галина и, не дожидаясь ответа, снова яростно приказала:

— Сходись-ка, подружка, с Матвеем и не дури!

— Сны снятся от обиды и ревности, а Матвея я терпеть не могу. Мне даже разговаривать с ним противно, потому от него и бегаю.

— Так ты с ним не говорила еще?

Далила отрезала:

— И не собираюсь.

— Хотя бы послушай, что скажет мужик, — посоветовала Галина и, хлопнув себя по ляжкам, ругнулась:

— Ну, мать вашу так! Вы как малые дети!

— Кто бы меня учил. Я абсолютно уверена, что ты к Граблину бегала, а не с Хреновым в ресторане обедала. Это в твоем характере, чеха прогнала и улепетнула к забулдыге-дружку. А там гнездится другая голубка, потому ты рано домой и явилась.

Наивность подруги поразила Галину.

— Свяжись я с Граблиным, то и вовсе бы не пришла. И никакая другая мне в том не помеха, — просветила она Далилу и с гордостью сообщила:

— Я выполнила твое задание и пообедала с Хреновым.

— И что узнала?

— Убийца он, Хренов. У меня нет сомнений, Верховскую Машу убил он.

Далила скептически осведомилась:

— С чего ты взяла?

— Хренов сам мне признался.

— Ты ври, да не завирайся. Как он тебе признался? Что, так и сказал: «Я Машу убил».

— Практически так и сказал, — невозмутимо подтвердила Галина.

Далила скомандовала:

— Рассказывай, как это было!

— Я, как ты меня и учила, опустила в тарелку глаза вяло жевала свой ужин и грустно вздыхала. Слава богу, после твоего торта это было несложно. Я изображала красавицу и тосковала, а Хренов искоса послеживал за мной, а потом не выдержал и пошел на контакт.

— Как пошел?

— Начал завязывать разговор. Я с ним не «вязалась», что называется, полный отказ.

— феноменально! Ты не вязалась! Уникальный случай в твоей биографии.

— Будешь язвить, перестану рассказывать, — пригрозила Галина.

— Все, молчу.

— Короче, я отделывалась любезными, но короткими «нет» и «да». Он стал делать мне комплименты, я и на них не клевала.

— Невозможно поверить! — опять не удержалась от ремарки Далила.

Галина «лягнулась»:

— Благодарность тебе недоступна.

— Хорошо, ты не клевала, и что было дальше?

— Дальше все было, как ты обещала: моя приветливая пассивность разожгла в нем любопытство. Он начал выспрашивать, отчего я грустна. Пришлось признаться (все, как ты учила), что недавно погиб мой друг.

Галина мстительно сделала паузу — Далила нетерпеливо воскликнула:

— И?!

— И Хренов сник. И затих. Я уже думала, что все испортила, что знакомство сорвалось, а он вдруг печально мне говорит: «Я вас понимаю. Несколько лет назад я пережил такое же горе».

— А ты?

— Я, не будь дурой, начала втюхивать: «Ах, у вас все не так, а меня мучает совесть! Я виновата в гибели Друга! Я не прощу себе никогда! Я его так любила!»

— А он?

— Он: «Я тоже ее любил, правда, узнал об этом только тогда, когда Маша была мертва. И меня тоже мучит совесть. И даже не совесть. Я сам не пойму, что меня мучит».