Людмила Милевская - Продается шкаф с любовником

— И проспали, — продолжила мысль Далила.

— И проспал. Разбудил меня шеф телефонным звонком. Я вскочил и бежать. Уже в дверях вспомнил про документы, ну шеф оставил мне на хранение, я их в нижний ящик стола подальше затырил. Сунул руку и учуял холодное что-то, вроде оружия. Вытащил и обалдел: Наташкин «ТТ». Кто подложил? Меня с головы до ног аж прошило: какая-то падла хочет подставить меня!

Далила снова продолжила:

— И вы сразу избавились от «ТТ».

— Сразу же, — закивал нервно Кроликов. — А куда мне деваться? Не у себя же бандитский «ТТ» оставлять.

Уже позже узнал, что из него была застрелена Маша.

— Почему вы решили, что именно из него?

— А на кой мне тогда его было подкладывать? Вы мне верите?

Далила пожала плечами:

— Если честно, не знаю.

Кроликов удивился:

— Но почему вы не верите? Вы только прикиньте, если я убил Машу, то почему не сразу утопил чертов ствол? Почему на другой день? Зачем бы я хранил «ТТ» у себя? Разве это не глупо?

— Логично, — согласилась Далила. — Но если Машу убили из того пистолета, а утром вас шеф разбудил, значит, подложить «ТТ» могли или ночью…

Кроликов это предположение тут же отмел, решительно сообщив:

— Ночью в ту квартиру невозможно зайти. В доме охрана, и я дверь закрывал на засов. Лень было возиться с замками. Родители тогда были в загранке, я жил один и вел себя кое-как. Узнай они, им не понравилось бы.

Далила вздохнула:

— Значит, остается тот день, в который погибла Маша. Кто к вам тогда заходил?

Кроликов призадумался и ответил очень уверенно:

— В тот день — только Мискин. Андрюхе было не до меня, остальным, видимо, тоже.

— А Мискин зачем к вам заходил? — поинтересовалась Далила.

— Да поэтому и заходил, рассказать, что погибла Маша. Он недолго сидел. Повздыхал, выпил пивка и по делам учапал.

— По каким делам, вы не знаете?

— А фиг его знает. Мискин дюже у нас деловой, — с теплом отозвался Кроликов. — Деловее его лишь Пашка, муж Наташкин, вы знаете, Замотаев, мой шеф.

Далила осторожно допустила:

— А это не Мискин?

— Что?

— Вам пистолет подложил.

— А у него он откуда?

— Мало ли. Может, взял у Наташи.

Кроликов яростно замотал головой:

— Да нет! Борька не мог подложить!

— И все же вспомните, он не входил в ту комнату, где вы пистолет обнаружили?

— И вспоминать не хочу! Это не Мискин!

— Почему вы так уверены?

— Что бы там ни было, Борька мой друг! — отрезал Кроликов.

— А вы не запомнили время, когда Мискин к вам заходил?

Он надолго задумался и сообщил:

— Запомнил, когда он ушел.

— Когда же?

— В два часа дня. На кухне радио пропикало, и начались новости. Борька грустно сказал: "Два часа дня.

Через пять часов мы должны были все собраться, чтобы поздравить Машеньку, а ее уже нет. Даже не верится". Сказал так и поднялся. И быстро ушел. Вот и все, — с тяжелым вздохом заключил Кроликов.

Верховский вызвал милицию в три часа дня, следовательно, в три часа дня официально стало известно о гибели Маши. Почему же Мискин узнал об этом раньше?

Далила поняла, что пора встречаться с Борисом Мискиным.

Уже дома, сидя в своем кабинете над отчетом детектива Верховского, Далила подумала: "С Борисом Мискиным будет непросто. Во-первых, он ловелас, следовательно, прекрасно улавливает настроение женщины. Бориса провести гораздо сложнее, чем Гошу, который привык думать бицепсами, а не мозгами.

Во-вторых, против Мискина нет ни улик, ни зацепок. Алиби у него…

Ха! Алиби! Возможно, и нет у него никакого алиби!

Раз Верховский всем щедро алиби раздает (то Кроликову, то Хренову), значит, возможно, и Мискина он осчастливил. Разумеется, так и было!"

Не замечая собственной радости (появилась причина!), Далила позвонила Верховскому.

— Андрей Викторович, — начала она быстро, с подъемом.

Он ее сразу узнал и почти нежно остановил:

— Далила Максимовна, голубушка, можно, просто Андрей.

Она рассмеялась:

— Тогда можно просто Далила.

— Отлично!

— И я очень рада. А как вы меня узнали?

— По голосу.

Выдержав паузу, Верховский добавил:

— По волшебному голосу.

Далила сделала вид, что рассердилась:

— Вы нарочно меня смущаете?

Он рассмеялся:

— Нет, это выходит случайно.

— Зато часто, — упрекнула она.

Верховский воскликнул:

— Исправлюсь!

«Исправится. Значит, уезжать он пока не собирается», — с удовольствием отметила про себя Далила.

Вслух же она деловито сказала:

— Звоню вам с целью задать важный вопрос.

Верховский снова ее оборвал:

— На все важные вопросы я отвечаю только живьем. Еще не слишком поздно, можем встретиться.

Далила хотела сказать: «О да!»

Но вовремя остановила себя, сердито подумав:

«Что, милочка, давно не рыдала в подушку? Решила всплакнуть?»

Она сама толком не знала, что восстает у нее внутри против Верховского: какая частичка "я"?

Может, та, которая за покой отвечает? Или та, которой не хочется отрываться от дел? Или та, которая вечно ждет настоящего принца, здорового, не невротика?

Да, Верховский Вечный Принц, который стал Королем.

Да, Верховский явный невротик, преодолевший барьер. Но в любое время он может споткнуться о любое препятствие: мало ли что, не заладился бизнес, пожар, наводнение, конкурент обошел — камней преткновения в этом мире достаточно. Сильная личность выстоит и начнет все сначала, Верховский же мгновенно превратится в Вечного Принца. И вот тогда он станет невыносим: злоба, упреки, нытье, подозрения, ненависть к окружающим.

Это, пожалуй, похуже, чем было с Козыревым [5].

А Козырев изрядно Далилу помучил. Именно потому, что и он не совсем здоров.

Но много ли их, совершенно здоровых? Кто не невротик?

Ответ (против воли) немедленно всплыл в сознании: «Матвей не невротик. В этом смысле он абсолютно здоров».

И Далила опять повела себя как утопающая: ухватилась за соломинку, грустно подумав: «После разговора с Верховским немедленно Матвею звоню. Пускай придет, заберет свою куртку».

— Спасибо за предложение, — сдержанно поблагодарила она, — но, к сожалению, сегодня я не свободна. Мой вопрос будет очень коротким.

Верховский немедленно принял ее правила и любезно воскликнул:

— Я охотно отвечу.

Далила спросила:

— Почему вы скрыли от меня, что предоставили алиби всем друзьям?

Длинная пауза ей сказала, что Верховский ожидал чего угодно, только не такого вопроса.

Вообще-то она ценила в людях умение выдерживать паузы, но именно эта пауза насторожила Далилу.

— Почему вы молчите? — поинтересовалась она.

— Я думаю.

— Можно узнать, о чем?

Верховский вздохнул:

— Да, конечно. Я думаю, почему вы сердитесь?

Чем я не угодил?