Людмила Милевская - Продается шкаф с любовником

Мискин, пряча глаза, кивнул:

— Да, Маша лежала в луже крови. Пирог на столе я не заметил, честное слово. Стол, помню, был. Празднично накрытый, в гостиной, бокалы там, что-то еще…

Он опять замолчал. Далила задала болезненный для себя вопрос:

— А почему вы решили, что Машу убил Верховский?

Мискин возмущенно воскликнул:

— А кто же еще? В последнее время Маша здорово изменилась, постоянно твердила: «Не злите меня, нервничать мне нельзя». А сама стала нервная, неуживчивая, то ругалась с Наташей, то деньги требовала у Андрея, о каком-то своем бизнесе говорила.

Далила подалась вперед:

— О каких деньгах идет речь?

— О деньгах погибших родителей. Им троим по наследству досталась приличная сумма. Андрей был назначен над Машей опекуном, а Наташка сама отдала ему свою долю. Он все вложил в общий с Замотаевым бизнес.

— Могу я узнать, что за бизнес? — осведомилась Далила.

Мискин вдруг рассмеялся:

— С этим бизнесом хохма вышла. Нечто из области парадоксов, очень по-русски: двигатель прогресса — обычная безалаберность.

Далила попросила:

— Расскажите подробней, пожалуйста.

— Охотно! — воскликнул Мискин. — У Верховского с Замотаевым был заводик, газированную воду они выпускали в бутылках. Дела шли плохо, отвратительно даже. Наследство, оставленное родителями, не Увеличивалось, а таяло на глазах.

— Маша знала об этом?

— Нет, конечно. Андрей с Пашкой это скрывали, нагоняли, как говорится, понтов: «тачки» крутые у них, охрана, офис. Все, как сейчас говорят, «зашибись». Только мы, самые близкие, были в курсе, как на самом деле идут их дела.

Далила подумала: «Мотивом могли быть долги».

— Друзья им помогали? — спросила она.

Мискин кивнул:

— Неоднократно. Я в долг частенько давал, Кроликов выбивал им кредиты. Но все впустую, ничего их не спасало, заводик доходов не приносил.

— От кого же Маша узнала об этом?

— Понятия не имею, но как-то узнала, а тут еще ее совершеннолетие близилось. В общем, она поставила братца в известность, что собирается свою долю из его бизнеса изъять немедленно, как только стукнет ей восемнадцать. А у Андрея как раз дела пошли.

— Все же пошли.

Мискин рассмеялся:

— Возвращаюсь к области парадоксов. Успех Верховского и Замотаева вырос на почве чужой халатности. Они заказали этикетки для воды под названием «Тархун». В типографии какой-то ротозей не углядел и буквы "а" и "р" переставил. Ни Верховский, ни Замотаев, ни их работники — никто не заметил ошибки.

В продажу вода отправилась под названием «Грахун».

И мигом ушла с прилавков. Все, кому и не надо, ради прикола хватали и дарили друзьям, любовникам, соседям, мужьям. В данном случае безалаберность оказалась двигателем торговли.

— Значит, именно с этого момента бизнес Верховского и Замотаева пошел вверх, — уточнила Далила.

— Да, резко попер в гору, а тут Маша решила его подкосить. Ведь ее доля — это одна шестая. Колоссальная сумма. Как такие деньги одним махом из производства достать? И как я теперь должен все это понимать? На кого должен думать?

Мискин вопросительно уставился на Далилу. Она ему возразила:

— Но это еще не мотив.

— Сам по себе — нет, а в совокупности — да.

— В совокупности с чем?

— С дальнейшими фактами. Вы сами заметили, что Верховский, когда узнал о смерти сестры, не сразу вызвал милицию.

— А вы об этом не знали?

— Клянусь, не знал. И не задумывался никогда, и не сопоставлял. Вы только что сами мне сообщили, что милиция была вызвана в три, а я точно знаю, что с ним встречался около часа.

Подумав, Мискин сказал:

— Да, примерно так. Когда мне Маша звонила, было без двадцати двенадцать. Пока доехал, Маши не стало. Потом я уехал. Верховский почти сразу мне позвонил, и мы быстро с ним встретились.

— Как он себя вел? — спросила Далила.

— Как? Дрожал, как овечий хвост. Жаловался и трясся: «У нас с Машкой в последнее время сплошная вражда, теперь меня точно засудят». Я его успокоил:

«Все наши об этом будут молчать». И алиби ему дал.

А он что в ответ? Наташкин «ТТ», гад, подсунул! И, главное, куда! В бардачок! На самое видное место!

Мискин зло ударил кулаком по своей же ладони и презрительно процедил:

— «ТТ» подбросил и следом стукнул ментам. Не зря же они меня гоняли по городу. Еле от них удрал.

Кстати, как вышел от Кроликова, меня тут же и хлопнули, а я чист. Вовремя, выходит, пистолетик спулил.

А вы не в курсе, куда Кроликов дел пистолет?

Далила с иронией посоветовала:

— А вы у него спросите.

Мискин обиделся:

— Я не собирался его подставлять. Через несколько дней полез в его стол, хотел «ТТ» незаметно вынести, а там пусто уже.

— Говорите, подставлять не хотели, — усмехнулась Далила, — а если бы у Кроликова тот пистолет нашли? Представляете, на какой он загремел бы срок?

— Я точно знал, что у Кроликова не станут искать.

Вы еще попробуйте в тот дом зайдите. Уж ментов так просто точно не пустят. Родители у Гоши те еще шишки. Так и вышло, Кроликов не пострадал.

— Да, не пострадал, — согласилась Далила. — Но почему Верховский именно вам подложил пистолет?

Мискин изумленно развел руками:

— Сам поражаюсь!

Далила предположила:

— Может, из мести?

— Из мести?

Мискин, сузив глаза, задумался и согласился:

— Возможно. Если кто-то ему донес о моих отношениях с Машей, Андрей вполне мог подумать, что свою долю сестра требует для меня.

Далила зашла в тупик: расследование начато ради спасения Андрея Верховского, и вот уже сам Он под подозрением. Что делать?

Этой ночью она не спала. Поздно вечером, едва вернулась домой, позвонил Матвей.

— Я больше у тебя ничего не забыл? — спросил он игриво.

Далила рассердилась и бывшего своего отругала, настрого запретив ему приезжать. Ближе к утру, вдоволь наворочавшись с боку на бок в постели, она пожалела об этом, подумав: «Уж лучше б Матвей пришел, меньше думала бы о Верховском».

А Далила о нем ох как думала — поверить никак не могла, что Андрей способен убить сестру, он такой милый, воспитанный и утонченный. И из-за чего? Из-за денег!

Но с другой стороны, в связи с этим многое прояснилось. Стало понятно, какая кошка пробежала между Верховским и Мискиным. И болезнь Верховского (а он действительно болен) объясняется угрызениями совести. Содержание сна, возможно, придумано, чтобы сбить с толку Далилу, но кошмар его мучает, несомненно.

«А уж все эти вздохи-ухаживания и вовсе подстроены Верховским классически, — горестно заключила она. — Причина внезапной любви прозаична, но уезжать из Питера он передумал все же из-за меня. Правда, любовь, увы, не имеет к этому отношения. Он всего лишь боялся, что я докопаюсь до истины: Андрей хочет держать руку на пульсе расследования».