Картер Браун - Мэвис и супершпионы

Что я знала о Риме до поездки? Немного: что это европейский город и он не похож на Лос-Анджелес, что итальянцы говорят на своем тарабарском языке, но вообще-то народ привлекательный и симпатичный.

Я не учла только одного: в городе есть мой двойник. С первых шагов по Риму меня преследовали мужчины. Буквально каждый норовил хлопнуть пониже спины или ущипнуть за мягкое. Это был какой-то заговор! Мужчины щурились, причмокивали и говорили с придыханием: "Белла [1]!". Хм, Белла... Очевидно, девица легкого поведения. Я бы все сказала Белле, если бы только повстречала ее. Но вместо этого мне приходилось объясняться с итальянцами. Все мои попытки дать понять, что я совсем не та, за которую они меня принимают, что зовут меня Мэвис и я американка, кончались идиотскими улыбочками, подмигиванием и новыми щипками и похлопываниями.

Моя чувствительная попка вскоре покрылась синяками. Я завидовала плоскозадым и плоскогрудым очкастым барышням, у которых не было двойников и для которых улица не представляла никакой опасности. Понятно, что уже на второй день пребывания в Риме я стала ходить, развернув шею на девяносто градусов, потому что приятели этой противной Беллы подкрадывались именно сзади. На третий день, когда у меня болела уже не только задница, но и шея, я вообще отказалась от мысли гулять по Риму в одиночку.

Теперь вам ясно, почему я так заинтересовалась парнем из соседнего номера в моем отеле.

Он, без всякого сомнения, был американцем, как и я. Определить это оказалось проще простого. Мы одновременно вышли из своих номеров (а двери-то, рядышком, тик-в-тик) и, естественно, столкнулись. Он не извинился, как и подобает янки! Глянул на меня равнодушно, нахмурился и удалился быстрым шагом.

Надо отдать мне должное: я успела рассмотреть его. Густые черные ресницы делали взгляд больших карих глаз таким опасным, что у меня сразу же ослабли коленки, и я ухватилась за ручку двери, чтобы не упасть. Боже мой! Высокий, стройный кареглазый брюнет... Я даже слегка застонала. Увы, мой идеал не оглянулся.

Мысли мои приобрели исключительно розовую окраску. В мечтах я уже прорубила дверь в единственной стене, разделявшей наши номера. Но в реальности все было хуже некуда: когда на следующий день мы снова столкнулись, он даже не посмотрел на меня.

Я поплелась к экскурсионному автобусу. Достопримечательности Рима померкли в моих глазах. Я то и дело смотрела на часы, хотя прекрасно понимала, что не смогу увидеться с соседом до самого вечера.

Экскурсовод — с виду такой приличный господин, хорошо владеющий английским, — тем не менее не оправдал денег, потраченных на поездку по городу. Весь день он таскал нас от одной руины к другой, окончательно испортив мнение об итальянцах. Они не умеют строить! А то, что возводят, тут же разваливается! Наконец экскурсовод привез нас к какой-то пышной лестнице. Она была в неплохом состоянии, но тут выяснилось, что ее соорудили испанцы!

Когда в конце экскурсии гид прошептал: «Белла!» и ущипнул за правую ягодицу, я поняла, что именно он стоит во главе заговора банды ненавистных «щипунов».

Я вернулась с экскурсии обессиленная, злющая и расстроенная. И решила: если немедленно не приму ванну, то умру. Вылив под струю почти весь флакон пенящейся жидкости и, можно сказать, утонув в белоснежной пене, я полчаса приходила в себя. Духи «Утренняя заря» вернули мне хорошее расположение духа, а пеньюар, отделанный тончайшими кружевами, который я набросила поверх новых трусиков и бюстгальтера, прибавил уверенности в собственных возможностях. Так что я снова была всепобеждающей Мэвис Зейдлиц, девушкой без комплексов и недостатков.

Ужинать мне не хотелось. Еще днем мы, экскурсанты, перекусили в каком-то ресторанчике, и я поразилась, как много спагетти поглощают итальянцы за едой. Я попробовала последовать их примеру, но с трудом съела только полпорции, запивая еду вином, которое официант почему-то назвал сухим. Никакой сухости во рту я не ощутила и потому решила, что либо он, либо я что-то перепутали. Впрочем, вино мне понравилось.

Итак, в девятом часу вечера я вышла на балкон. Это был крошечный мостик над площадью, огражденный невысокими перилами. На мне был пеньюар, едва прикрывавший коленки, над головой витал аромат духов, в голове роились грешные мысли. Я надеялась, что сосед тоже выйдет на балкон, и мы, наконец, поговорим.

Окна отеля ловили лучи заходящего солнца. Над площадью кружили голуби. Журчала вода фонтана, мерцали витрины магазинчиков и лавочек первого этажа дома напротив. Хорошо! Ветерок слегка раздувал крылышки моего пеньюара — то, что нужно, когда хочешь завлечь парня.

Я скосила глаза и увидела, что у него в номере горит свет. Дверь, выходящую на балкончик (общий, между прочим; нас разделяла только ажурная решетка), так вот, эту дверь он оставил открытой, но шторы плотно задернул. Я ничего не могла рассмотреть. Стояла одну минуту, вторую... Сосед явно не спешил выйти на балкон. Вдруг шторы дрогнули и что-то показалось... Какой-то стетоскоп... Или нет — телескоп. Короче, какая-то трубка, прикрытая металлической сеточкой. «Глаз марсианина» — так окрестила я этот странный прибор.

И неожиданно все поняла: высокий кареглазый сосед хочет с помощью этого «глаза» как следует рассмотреть меня. Он застенчив! Как я сразу не догадалась?! Люблю застенчивых. (В постели они совсем не робки, как это может показаться.) Я тут же закрыла рот, сделала романтический взгляд с поволокой и уперлась одной рукой в бедро, а второй стала теребить кружева на груди.

За мной еще никто не ухаживал посредством «телескопа». Обычно парни говорили «хэлло!» и тут же лапали, а самые бойкие сразу заваливали на диванчик, так что приходилось вспоминать все, чему меня учил мой друг — сержант морской пехоты. Особенно хорошо я отработала с его помощью три приема: удар по ушам, удар растопыренной пятерней в глаза и удар коленом по самому деликатному месту у мужчины. Главное, я никогда не знала, каким именно приемом выбью дурь из башки наглеца. Всегда — чистый экспромт. Как хорошо, что сегодня вечером мне не нужно напрягаться и отваживать кавалера подобным образом. Наоборот, кареглазого соседа придется приободрить. Улыбайся, Мэвис! Смотри: от смущения «телескоп» соседа ориентирован совсем не туда, куда нужно! он смотрит почему-то не на тебя, а на окна дома напротив.

Приблизившись к ажурной решеточке и гордо выставив свой «бастион» в кружевах, я произнесла довольно громко и отчетливо:

— Эй, приятель! Я уже здесь.

Никакого ответа. Повторив на разные лады свое обращение, я совсем взбеленилась и заорала:

— Ну и послал бог дурака в соседи! Никакого понимания!