Иоанна Хмелевская - Закон постоянного невезения

– Ей только дозволь, пан инспектор, она подозревает всех подряд в убийстве Михалины. А в отношении звонка она, собственно, только этих двоих и видит…

– Очень хорошо, возвращайся на место, может, туда еще кто придет. По части убийцы я сомневаюсь, он, видимо, уже сориентировался, что квартира подверглась обыску, но другие нам тоже пригодятся.

Теперь ты, Роберт.

Поручик Гурский наконец-то получил слово.

– ..и я даже готов был ему поверить, – с горечью продолжал он, повторив первую часть беседы с Мариушем Ченгалой, – он мне показался таким симпатичным, холера его задери.., если бы не кабинет. Само у него сорвалось, он и глазом не моргнул, а уж о чем, о чем, а о священном кабинете Доминика он не мог не знать! В Лесной Тишине бывал, Михалину знал, должен был и весь дом знать, и обычаи своего покровителя. Ложь аж зазвенела в воздухе, а у него это так гладко вышло…

– И ты на него нажал? – забеспокоился Бежан.

– А вот и нет! – торжествующе похвастался Роберт. – Я этак деликатненько выяснил: ах да, действительно, у Доминика там есть кабинет, то есть был, но он там не бывал, кажется, Доминик вообще никого туда не пускал, кажется, ха-ха-ха! Потом он еще раз подставился: начал объяснять, что в гости его не приглашали, он приезжал, привозил что-то необходимое, иногда его угощали кофе или чаем, и если бы там имелся вход для прислуги, то он бы через него заходил, для Доминика он был просто дерьмо. Ага, дерьмо! Вначале дружба, протекция, опека, а потом вдруг дерьмо, это почему же? Парень посерьезнел, от шпаны отошел, окончил школу, да что я говорю – закончил политехнический! Вышел в люди, работает, почему же вдруг дерьмо?

– Из самых разных показаний следует, что для покойника все остальное человечество, кроме него самого, было дерьмом…

– Но и это еще не все! Я оставил его в покое, убрался оттуда и малость подождал, очень уж все это мне не понравилось. Не прошло и четверти часа, как он закрыл свою мастерскую, помчался на соседнюю автостоянку и, знаете, во что он сел? В «мерседес». Точно такой же, как и у Доминика. Если бы я не знал, что машина Доминика стоит у нас, на охраняемой стоянке, я подумал бы, что он у него свистнул «мерседес». Идентичный! Я поехал за ним, ага, за мастерской он ютится, как же, – вилла у Леса Кабацкого, вроде бы скромненькая, а внимательно посмотреть – роскошь – аж глаза на лоб лезут!

Гараж на две машины, элегантная пристройка – похоже, мастерская или лаборатория, блондинка внутри, как от золотой рыбки, возможно жена. Он на минутку зашел в дом, а потом начал выделывать какие-то странные вещи. Я упорно ждал.

– И что? – с нетерпением спросил Бежан, так как Гурский замолчал, переводя дух.

– Он вышел, отъехал чуть-чуть на этом «мерседесе», сразу же за углом поставил его в кусты, так, чтобы его не видно было. Вернулся домой, но не открыто, а крадучись. Сторонкой, тихонечко вывел из этой пристройки мотоцикл, дотолкал его туда же за угол, и только там завел мотор. Я поехал за ним, на Сасанки, там дачные участки, он закатил туда свой мотоцикл, опять толкая, без шума, у него был ключ от боковой калитки, спрятал «хонду» в каком-то старом сарае, от которого у него тоже был ключ. От висячего замка. Номер участка я на всякий случай записал. Автобусом он доехал до Волоской, поймал такси и – снова в тот Лес Кабацкий. Вылез перед каким-то соседним домом, такси отъехало, он пешочком дошел до «мерседеса», сел в него и вернулся в мастерскую Все это заняло часа два. А я вернулся в Лес Кабацкий…

– Зачем?

– Не знаю. Может, чтобы проверить, действительно ли он там живет, возможно, он к девице только в гости ходит.

– Ты с ума сошел.

– Это точно, – убежденно подтвердил Гурский. – Но меня разозлило, что я вначале так купился на хорошее впечатление. Я бы даже совершил глупость и перелез через забор, в окошки позаглядывал, за вора бы сошел, но, слава богу, встретил почтальона.

Я ему заморочил голову…

– Как это? – заинтересовался Бежан.

Гурский тяжело вздохнул.

– Вроде как я запал на ту красотку, что здесь живет. Крыша у меня от нее едет, кто она и есть ли у нее муж или еще кто-то? Он мне поверил. Корреспонденция приходит на две фамилии, поменьше – для Мариуша Ченгалы, побольше – для Барбары Буковской.

Она разводит кактусы, есть у нее что-то вроде цветочного магазина, кактусы эти цветут, он их разок видел, она сама ему показала. А мужик копается в каких-то слесарных железках. Вот и все, что я узнал.

В этот момент, как по заказу, им доставили переписанные с магнитофонной ленты показания Анастасии Рыксы. Ярко-оранжевым маркером Бежан начал подчеркивать все названные ею фамилии и быстро попал на Каю Пруш. Он предположил, что это – Кая Пешт. Анастасия, которую смерть подруги скорее взбесила, чем расстроила, сообщила, что эту Каю Доминик давным-давно вытащил из какого-то преступного болота и даже помогал пристроить куда-нибудь ее сестру, что наполняло Михалину недоверием и опасениями. У них на двоих имелось то ли огородное, то ли цветочное хозяйство, или какой-то садовый участок, или еще что-то в этом роде, однако эта дура, в смысле Кая, снова во что-то вляпалась – вечно создавала проблемы. А вот сестра – та нет.

Как-то иначе ее звали, вроде Бася, «пани Бася» – так к ней обращался Доминик, когда она один раз была у него в Лесной Тишине, чтобы извиниться за сестру и поблагодарить за хлопоты. Михалина разозлилась из-за ее визита – та как раз на нее попала – и потом призналась Анастасии, что у нее аж сердце закололо, потому как блондинка эта – ну прямо как роза, она даже испугалась, что Доминик начнет за ней ухлестывать. Но почему-то нет, не стал. Каи-то она не боялась, та для Доминика была просто барахло и тряпка половая. Случалось даже, что она плакалась Михалине в передник, делясь своими переживаниями.

Всю информацию пришлось собирать в кучу из разных фраз, так как Анастасия не слишком придерживалась темы, отвлекаясь на свои эмоции, которых появлялось все больше по мере убывания жидкости в бутылке. Время от времени она заверяла сержанта, что если бы Михалина была жива, никто бы из нее даже клещами ни одного словечка не вытянул, но раз уж какой-то подлец убил ее подругу, так вот ему!

Она все скажет, и, может, тогда его найдут.

Красноречивые словесные описания страшно разговорчивой Анастасии удивительно совпадали с новейшими открытиями Гурского, отчего поручик начал лелеять все возрастающие надежды. Однако надежды эти быстро увяли, так как оказалось, что информацию о владельце садового участка номер сто сорок девять ни в одном кооперативе ни одного района по телефону не дают. Получалось, что это – наиболее строго охраняемая тайна на свете, которую он вознамерился раздобыть слишком уж легко и просто.