Иоанна Хмелевская - Подозреваются все

Алиция была явно заинтересована моими видениями, которые я ей кратко описала, собирая свои вещи.

— Но ты, по крайней мере, видела, кто это: мужчина или женщина? — недовольно спросила она.

Она совершенно ошеломила меня этим вопросом, — потому что я осознала, что даже этого узнать не смогла. На убийце было что-то вроде широкого синего комбинезона. В следственном запале и с уверенностью, что через минуту я увижу его лицо, на все остальное я не обратила достаточного внимания.

Мы покинули бюро, доехали на такси до Мокотува, после чего пришли к выводу, что нам некуда спешить. Ничто не мешало нам пойти в кафе, выпить кофе и продолжить наши расследования, прерванные в прошлый раз Веславом.

Со вчерашнего дня я обогатилась множеством новых сведений, среди которых, вопреки внушениям дьявола, больше всего меня волновало то, что касалось Веслава. Я призналась в этом Алиции, которая выслушала меня без всякого удивления.

— Я знаю тайну Веслава, — безмятежно сказала она.

— Что?!

— Я ее знаю совершенно случайно. Ты, разумеется, никому не скажешь?

— Ну, знаешь! За кого ты меня принимаешь?!

— У Веслава есть ребенок...

В первый момент у меня было впечатление, что кто-то из нас сошел с ума. У Веслава есть ребенок?! Что это значит?!

— Он что, сам его родил? — спросила я ошеломленно.

— С ума сошла! Ханя... ну, знаешь Ханю? Это моя приятельниц которая ничего не делает. Она живет дверь в дверь с тайной Веслава. Она уже давно рассказала мне, что познакомилась с девушкой, которая живет напротив, у этой девушки есть ребенок, отец ребенка женат и навещает ее тайно. Это не совсем типичная история, потому что он ходил с ней еще до свадьбы...

Алиция остановилась и задумалась.

— Ходил... Разве это можно назвать хождением?

— Господи помилуй! Назови это как тебе угодно, только рассказывай дальше!

— Дальше он с ней порвал и женился на другой, тем временем она родила этого ребенка, о чем ему раньше не говорила из-за своей гордости, и теперь из-за этого ребенка он поддерживает с ней отношения. Этот человек — не кто иной как Веслав.

— Откуда ты знаешь? Ханя знает его?

— Нет, я его знаю. Случайно видела его там, а Ханя показала мне на него и сказала, что это именно тот человек.

— Что ты говоришь! Потрясающе!..

Долгое время я сидела, размышляя очень напряженно и в довольно быстром темпе. Ну да, ничего странного, что Веславу постоянно не хватает денег... Но ведь это не является поводом для убийства, иметь ребенка никакие законы не запрещают. Правда, у Веслава имелась жена, но я думаю, что в подобном случае он предпочел бы признаться во всем жене...

Алиция продолжала рассказывать дальше. Хамя, заинтересовавшись девушкой, живущей напротив, собрала о ней все возможные сведения. Отец ребенка женился на девушке из очень богатой семьи, его жена учится, благодаря помощи родителей он может заниматься диссертацией, не особенно заботясь о зарплате в бюро, потом ему обещано приглашение во Францию или в Соединенные Штаты...

Очень строгая в моральном отношении семья со своими правилами... Известие об имеющемся у молодого зятя ребенке ситуацию изменило бы диаметрально...

Нет, невозможно, чтобы Веслав из-за каких-то паршивых денег мог свалять такого дурака! Я думаю, что жена простила бы его, если бы он ей во всем признался...

Но он выходил на балкон, а ключ был в вазоне...

— Мне все это осточертело! — решительно заявила я. — Я уже не могу больше слышать об этом преступлении и кончаю им интересоваться. Пусть все идет как идет. Алиция, давай сменим тему разговора!

— Вот именно, — с интересом сказала Алиция. — Что у тебя с прокурором? Кто из вас за кем ухлестывает? Красивый парень, мне очень нравится, только для меня он слишком молод.

— Для меня нет, — буркнула я неохотно, потому что не была уверена, не хуже ли еще эта тема предыдущей. — Не знаю, кто за кем ухлестывает, думаю, что больше всех участие в этом принимает дьявол. Если и сегодня он позвонит мне под служебным предлогом, то значит, он интересуется мной больше, чем я им...

На следующий день с утра в мастерской царило удивительное спокойствие. Прокурор накануне вечером позвонил мне, и мы провели упоительные минуты, на этот раз в «Бристоле». Сейчас я страшно хотела спать и потому не обращала никакого внимания на атмосферу вокруг меня. Если бы я была в нормальном состоянии, то сразу бы поняла, что это спокойствие ничего хорошего не сулит.

Иоанна вызвала меня в кабинет Витека, которому потребовалась программа обслуживания жилого высотного здания. Одновременно в кабинет заглянул капитан. Отвечая на его приветствие, я прошла через конференц-зал, после чего вернулась с программой снова через приемную, где сидела Иоанна.

Меня удивило, что мое появление произвело на нее какое-то странное впечатление. Она явно испугалась и смотрела на меня, моргая глазами, как будто была чем-то неожиданно ошеломлена. Мне не хотелось спрашивать, чем я ее так удивила, поэтому я отдала Витеку программу и вернулась в отдел.

Удивительное спокойствие продолжалось до полудня. События, которые потом произошли, ликвидировали его совершенно.

Все началось с того, что в нашем отделе неожиданно появились капитан, прокурор и поручик, и все трое ринулись к картине Лешека, по-прежнему стоящей у стены. Мы не могли понять, почему это произведение искусства, уже осмотренное ими несколькими днями раньше, вновь возбудило у них такой интерес. Мы внимательно наблюдали за ними, а они с невероятным вниманием рассматривали лицо изображенной там мегеры, чуть не ползая по нему носами. Наконец они выпрямились и посмотрели друг на друга.

— Действительно, — сказал удивленно капитан, обращаясь к прокурору. — Я вас поздравляю...

Мы смотрели на них все с большим интересом, предвкушая какую-то сенсацию.

— Можно узнать, чем вы это рисовали? — любезно повернулся прокурор к Лешеку.

— Гуашью, — искренне ответил Лешек. — А что, это запрещено? — обеспокоенно спросил он.

— Вы все рисовали гуашью? Это тоже?..

Лешек посмотрел на картину, затем встал с кресла и пригляделся поближе к тому месту, в которое стукал пальцем представитель власти. Наконец он оторвался от созерцания и с неописуемым удивлением посмотрел сначала в пространство, а затем на нас.

— Что это? — глупо спросил он.

— Именно об этом мы вас и спрашиваем.

— Это не гуашь, — сказал Лешек по-прежнему тоном глубокого удивления.

— А что?

Вопрос прозвучал резко, и Лешек явно испугался.

— Клянусь Богом, не знаю! Я рисовал гуашью!

— Может быту кто-то из присутствующих скажет нам, что это такое и кто это нарисовал?

Нам недоставало только подобного вопроса, чтобы сорваться со своих мест и кинуться к картине, потому что мы и так сидели как на иголках.