Иоанна Хмелевская - По ту сторону барьера

— Так я и думал, милостивая пани, — услышала я вдруг довольный голос Романа, — бульвар Периферик в эту пору совсем пустой, ни одной пробки, минут двадцать — и будем на месте.

Ничего не поняла я из слов кучера, вот разве что «на месте будем». С грустью подумала я — как бы и мне хотелось оказаться на месте, и душевно, и физически, ведь пока я так и не знаю, где же я нахожусь. Если все это мне не снится в страшном сне.

Я решила больше глаз не закрывать, как бы страшно мне ни было. Париж я знала прекрасно, неоднократно здесь бывала, главным образом в детстве и ранней юности, только вот последние восемь лет, выйдя замуж, провела безвыездно в своей деревне, ибо супруг мой путешествовать не любил. Так что прошло много времени после моего последнего пребывания в Париже, и здесь произошли просто грандиозные изменения. Что ж, значит, надо их увидеть, и нечего так пугаться. Сидя в своей провинции, я совсем отстала от жизни большого мира, самое время наверстывать. Интересно, как выглядят теперь Большие Бульвары? До меня доходили слухи о каких-то грандиозных работах там.

Роман немного снизил скорость, тоже ничего особенного. Если бы ехали мы в карете, вот так приостановил бы, сдержал бы лошадей и постепенно перевел их на правую сторону дороги, как он это сделал сейчас. И тут я увидела Сену. От сердца отлегло, такой родной и близкой показалась мне парижская река. И я догадалась, по какой дороге Роман собирается добраться до «Ритца».

Теперь я уже знала здесь каждую улицу, каждый дом. Впрочем, мне дела не было до домов, меня интересовали люди, вернее мода. Наверняка в роскошном «Ритце» я ознакомлюсь с самыми последними новинками парижской моды, но ведь интересно увидеть и то, в чем ходят по улицам Парижа, не только в его предместьях, в Шарантоне.

И вновь меня поразило полное отсутствие женщин на улицах Парижа. Одни мужчины, преимущественно молодые, странно, по-опереточному одетые и без шляп. Тут вдруг Роман, затормозив, и вовсе остановил то, в чем я теперь ехала вместо кареты. Мы стояли, а мимо нас сплошной стеной текла толпа. Люди шли, можно сказать, у меня под самым носом, сплошная толпа мужчин.

И только теперь, приглядевшись к этим людям с такого близкого расстояния, я вдруг поняла — это не только мужчины! Как минимум, половина из них была женщинами. В брюках!

Даже перестав мигать от ужаса, уставилась я на какую-то взрослую девушку, торопившуюся по своим делам. Без шляпы, разумеется, светлые волосы рассыпались по плечам, а внизу... брюки! Какие-то грязно-голубые, будто выцветшие, узкие, длинные, явно мужские. Брюки! Вот опять панна в брюках. И еще. И еще! Нет, это, пожалуй, молодой человек, излишне коротко острижен, словно только что выпущен из тюрьмы. А рядом с ним шла девушка, они даже держались за руки. И оба в одинаковых брюках! Ужасающий вид!

Теперь я перестала обращать внимание на верхнюю часть одежды людей, смотрела лишь на нижнюю. И отдохнула душою на длинной широкой юбке белого цвета, явно женской. Даже расширяющейся книзу, а из-под нее выглядывали явно женские туфельки на небольшом каблучке. Но вот женщина сделала шаг — и, о ужас! Широкая юбка оказалась очень широкими же брюками.

Но вот толпа прошла, мы получили возможность двигаться дальше и вскоре оказались у «Ритца». Наконец-то! Знакомый отель подействовал успокоительно. Выбежал знакомый швейцар, за ним гостиничный бой. Кто-то открыл дверцу и помог мне выйти из экипажа, что было непросто, учитывая шляпу. Я была так всем ошеломлена, что не отдавала себе отчета в том, куда меня ведут. К счастью, Роман оказался рядом и очень кстати напомнил о лифте. Конечно, я с удовольствием попробую подняться на лифте.

И опять дверцы сами раздвинулись передо мною, лифтовая комнатка оказалась попросторнее, чем на постоялом дворе в Шарантоне, в зеркале я узрела себя — бледную и растерянную, и опять вынуждена была собраться с силами, чтобы выдержать очередное испытание. Пол лифта легонько подтолкнул мои стопы, я почувствовала, что поднимаюсь, ну точь-в-точь барон Таньский, только не скрежетали рукоятки, не скрипели цепи, и комнатку лифта совсем не качало, а я ведь помню, как пан барон раскачивался в своем кресле.

Уж не знаю каким образом я оказалась в своем апартаменте и, отослав всех, какое-то время сидела в полном одиночестве, закрыв глаза. Мне просто необходимо было отдохнуть и прийти в себя.

Итак, за последние восемь лет в мире произошли какие-то огромные перемены. Прогресс... Да, именно так покойный батюшка называл одним словом все эти достижения цивилизации — кареты без лошадиной тяги, лифты, все эти удобства в ванной комнате. Ну хорошо, а что общего с достижениями цивилизации имеет эта непристойная обнаженность женщин и их ни на что не похожая мода?

Осмотревшись, я пришла к выводу, что и в этом отеле царят новые порядки. Постель в спальной без балдахина, хотя и очень удобная на вид. Множество самозагорающихся лампочек под абажурами, я их уже различала, диваны и кресла удобные и чистые. И опять какая-то непонятная штука, заслоненная черным стеклом, но не зеркалом, немного выпуклым. Что бы это могло быть? Стол заставлен напитками. Вот красное вино, бордо, охотно бы подкрепилась, но как извлечь пробку? Ни разу в жизни мне не доводилось самой откупоривать бутылку. Ага, вот и коньяк в крошечной бутылочке. Я отлично помнила его благое воздействие. Хорошо, что я уже не молодая девушка, могу себе позволить.

Закручивающаяся пробочка на коньячной бутылке открутилась столь же легко, как и в прошлый раз. И я обрела новую энергию. Осмотрела ванную комнату, теперь мне в ней многое было понятным. Какое все-таки удобство иметь в стене горячую и холодную воду. Вот какой-то толстый мягонький рулон, кажется, это... интимные салфетки?

Коньяк продолжал действовать, и я совсем расхрабрилась. На стене у дверного косяка я заметила ряд торчащих кнопок — так и хотелось нажать. А колокольчика для вызывания прислуги опять не обнаружилось. Может, его заменяют как раз эти кнопки? Я прочла надписи при них: горничная, парикмахер, кафе, ресторан, бой. Читая надпись за надписью, я водила по ним пальцем, а другой рукой оперлась о стену. И это вызвало неожиданный эффект — все лампы в комнате вдруг вспыхнули столь ярким светом, что он виден был в солнечный день. Загорелось сразу все: большая люстра под потолком, все лампочки на столах и столиках, маленькие лампочки на прикроватных тумбочках. Я внимательно глянула на стену — из-под моих пальцев торчала какая-то белая пимпочка. Убрала с нее пальцы — свет потух. Нажала — опять все зажглось. И опять почувствовала я благодарную нежность к покойному батюшке: ведь если бы не он, такой внезапно вспыхнувший свет я бы, чего доброго, приняла за черную магию. Это он с малолетства позаботился о том, чтобы никакие достижения человеческой цивилизации были мне не чужды. Ага, вон и в ванной комнате было светло как днем, хотя там не было ни одного, даже самого маленького, окошка.