Маша Стрельцова - Доктор Web для молодого вампира

— Тебе страшно? — спросила я тогда мужика.

— Всегда, — прохрипел он. — Аж давит.

— Да не слушай ты его, придурка, — прошипела женщина, — и вообще, где бабка?

И это тоже было последствие порчи — все люди отворачивались порченного. Все, даже родная мать, даже любимая жена.

— Неприятности были? — снова спросила я.

Он слабо кивнул.

— Неприятности! — взвилась баба, ей было все равно перед кем драть глотку, — ферма сгорела подчистую, а мне его корми, таблетки покупай! А на какой шиш? Он мне денег, что ли, приносит??? Дочь развелась, соседи в суд подали, а по мелочи сколько всего! И не упомнить, как проклял все кто, а как жили, как жили, никто на селе лучше не жил! Ууу, скотина, скорей бы сдох!

Я кивнула головой — все правильно, порча серной кислотой выжигает все, что человек создал. Страшно это.

— Да я и сам хочу умереть, только ты да дочь держат, — глухо сказал он.

Последний штрих — мысли о самоубийстве. Все верно. И загибается вот так человек, а врачи руками разводят — все в норме было, чего это он так?

— В общем так! — повелительно припечатала я. — Вы, женщина, идите — ка в комнату, поспите до утра. А вы, мужчина, скажите свое имя и тоже спать ложитесь.

— Иван, — сказал он, и я облегченно перевела дух — если б он был каким Эдиком, которых у нас отродясь на деревне не водилось, я бы не смогла помочь. Потому что я способов снять порчу — полно, но я-то знала всего один. Самое интересное, что не баба, ни мужик со мной спорить не решились, разбрелись по углам, а я выудила из — под клеенки кухонного стола помятый рубль и побежала к соседям, Карасевым.

— Баба Аня, пусть Зойка мне три десятка яиц продаст, только у меня всего рубль, хватит? — выпалила я разбуженной Карасихе.

Меня и бабку на деревне знали, и она и не подумала разораться, что ее средь ночи подняли. Подняли — значит надо кому-то помочь.

— Так я сама их тебе так дам, — сонно моргнула она.

— Нет, надо что б купить и у младшей по возрасту, — уперлась я.

Через пять минут я уже произвела обмен рубля на сетку яиц и побежала в летнюю кухню. Посмотрела на часы — было как раз без десяти три, самое время, и поставила чугунок на газовую плиту. Яйца быстро сварились, я сунула туда свежесорванный чистотел и болиголов, ложку меда и соль с чистого четверга, потом сбегала в сарай, взяла топор и выбрала в курятнике хромоногую пеструшку для переклада. Еще час ушел на безрезультатные попытки ее зарубить. Курица, вскоре смирившаяся со своей участью, лежала на чурбачке в кухне, посматривая на меня полуприкрытой пленкой глазом, а я ревела и гладила ее. Ну не могла я ее зарубить, не могла! А яйца так и кипели в чугунке. В конце концов я плюнула и вернулась в дом. Придет бабуля и все сделает.

Но бабули дома не было, а мужик глядел на меня больными глазами, глазами человека, который через час умрет. Предсмертная серость уже залила его щеки, заострила нос, и я почувствовала как он мне неприятен. И именно это решило дело, я поднялась, вернулась на кухню, крепко зажмурилась и рубанула по шее все так же лежавшей на боку курицы. Она только дернулась, а я уже держала ее тушку над чугунком и тупо смотрела на стекающие из шеи капли крови в бурлящую воду и читала заклинание, изо всех сил стараясь не зареветь.

Потом я вычерпала яйца, перелила отвар в банку, взяла фонарик и пошла на кладбище — следовало управиться до утра. Ночь, вроде должно быть страшно — но тогда я даже и не подумала об этом. Потом, став взрослее и из триллеров узнав, что мертвецы имеют обыкновение совершать прогулки под луной — бояться стала жутко. А тогда я спокойненько добежала через лес до кладбища, с фонариком методично обошла его, разыскивая могилы с тезками моего пациента и оставляя там по одному яичку. Положив последнее яйцо на могилу дяди Вани Никишева, утопшего по пьянке в прошлом году, и вылив на землю отвар, я не оглядываясь побежала по узким тропинкам меж могил домой. Я тогда очень боялась, что придет бабушка раньше меня и заругается, или мужик помрет. Или все вместе.

Мужик еще не помер, когда я появилась на пороге, а вот бабушка и правда была дома. Для начала мне всыпали хорошего ремня, потом выслушали, потом холодным голосом бабуля отправила меня спать.

Я постелила себе на сундуке, служившим мне кроватью, и крепко заснула, утомленная первой рабочей ночью.

Утром мужик проснулся здоровым.

Бабка велела жене, которая теперь истово хлопотала над своим Ваней, заказать в трех церквях годовую службу о здравии, и на этом я рассталась со своим первым клиентом.

После этого бабуля принялась меня учить всерьез. Через год моих родителей почему-то обуяла совесть и меня забрали в город. Я многое уже умела, но не все, а доучить меня бабушка не успела — в ту зиму она умерла. Потом уже мать говорила, что она за месяц до смерти слала телеграммы, просила меня привезти, но я должна была посещать школу и мать мне те послания просто не показала.

А Димка… С ним мы встретились год назад, он пришел ко мне за охранкой. Он стал красивым, сильным и …жестоким. И он все еще любил меня, ту девочку из его детства. Настолько сильно, что когда я умирала после той аварии на дороге — умер вместо меня. Обменял мою жизнь на свою.

Спи спокойно, Димочка, я никогда не перестану помнить тебя. И любить.

Проснулась я как обычно от дребезжания будильника. Совершенно невыспавшаяся, я попыталась было нахлобучить подушку на ухо, но пришел Бакс, укоризненно мявкнул и многозначительно посмотрел за окно.

Вырастила надзирателя на свою голову.

С трудом открыв чугунные веки я посмотрела вслед за Баксом за окно и поняла — вставать придется. Заря уже залила утреннее небо, а на сегодня я наметила отчитать ребенка на послушание родителям, да свекровка заказала обряд на лад в семье сына — там до развода доходит. Больше за одну зарю мне не вытянуть, сил надо много, а из-за ночных чтений я поспала дай Бог если пару часиков. Я взяла с тумбочки кружку со вчерашним холодным чаем, запила им витаминку, достала из-под подушки тяжеленный том моей родовой Книги — Библии Ведьмы, и пошла на лоджию.

— Здравствуй, девица — краса, утренняя заря, — приговаривала я, распахивая одну за другой деревянные створки окон.

Морозный воздух ворвался в них, обжег меня, и я слегка поёжилась. Странно — я практически ежедневно, несмотря на время года, босая и в одной льняной рубашке провожу на открытой лоджии обряды — и что вы думаете, я хоть раз простудилась?

Думаю, то колдовство моей бабули сработало. Каждый раз, когда она меня в детстве парила в баньке — она неторопливо отчитывала заговоры на здоровье. И действительно, здоровье у меня — дай бог каждому. Вот только бабуля вдобавок от великой заботы мне лишний вес пришептала. Обливая меня на последний раз прохладной водой, она всегда четко выговаривала: «С гуся вода, а с Магдалины худоба». И все детство я была толстенькой. У бабули были свои понятия о женской красоте, и мне было очень, очень трудно отчитать ее заклятие.