Даниэль Пеннак - Маленькая торговка прозой

Вначале пришлось слегка поработать дубинкой, чтобы расчистить путь перед входом в апартаменты «Крийона», потом же, по прибытии в Берси, дубинками пришлось махать гораздо энергичнее; но в том, что касается славы, эти тумаки – один из вожделенных знаков внимания. Сотни рук тянутся к стеклам машины с фотографиями обожаемой звезды. Растрепанные от волнения девушки, томные взгляды, серьезные ротики, адреса, номера телефонов, раскрытые книжки прижимаются к ветровому стеклу в ожидании памятной надписи, дразняще приоткрытая грудь (дубинка), галдящая орава, не отступающая ни на полшага от машины, кто-то падает, приветственные помахивания флажками и вымпелами, визг летящего пузырька с чернилами, который разбивается о боковое зеркало (дубинка), костюмы-тройки и полное собственного достоинства соучастие, матери и дочери, отцы и сыновья, красный свет игнорируется с благословения дорожной полиции; две сирены спереди, две сзади, юный Готье, мой «секретарь», прошел со мной через все круги страха и восторга, Готье, первый и последний раз в жизни купающийся в своих пятнадцати минутах славы, строй автобусов перед стадионом Берси, со всех концов страны, от Финистера до Лазурного берега, ехали день и ночь, даже у водителей – экземпляры наготове: «Последний поцелуй на Уолл-стрит», «Золотое дно», «Доллар, или Ребенок, который умел считать», «Дочь иены», «Иметь» и, конечно, «Властелин денег» – мелькают названия на обложках, несбыточные упования на автограф.

Сцена отсвечивала изумрудно-зеленым во мраке заполненного до отказа Дворца спорта. Над сценой, как огромный призрак, развернулось во всю ширь полотно экрана, по сравнению с которым экран кинотеатра «Рекс» тянул от силы на почтовую марку. «Сюда», «сюда» – живой щит из молодцов Калиньяка окружил меня плотным кольцом у самого входа. Калиньяк заранее подготовил своих приятелей-регбистов: Шеза, нападающего, Ламезона, полузащитника, Риста, защитника, Бонно, правого крайнего, и еще десяток любителей овального мяча: двухметровая стена проглотила Ж. Л. В. и наглухо закрылась, сдерживая напор толпы... Обходные пути, коридоры и, наконец, убежище в гримерке. Долгожданное спокойствие! То, которое торопишься найти, нырнув вниз головой в пушечное жерло.

– Разве я вам не обещала всю мировую любовь, мой мальчик?

Насмешливый голос Королевы Забо в тишине помещения.

– Все в порядке?

Мои ребра можно склевать по кусочкам, мои кишки вывернули наизнанку, ноги как складной метр, от барабанных перепонок – одни лохмотья, сознание собственной бессознательности меня оглушает, но я полагаю, что все в порядке. Все в порядке... как всегда.

– Это невероятно, – бредит Готье, – невероятно...

– Успех и в самом деле несколько превзошел наши ожидания, но это не повод доводить себя до беспамятства, Готье.

Королева Забо, конечно... как всегда, владеет собой, да и моей вселенной тоже. Почему-то она встает, подходит ко мне и делает то, чего раньше никто никогда за ней не замечал: она дотрагивается до меня. Она кладет свою огромную ладонь мне на затылок, спокойно гладит меня по голове. Наконец она говорит:

– Последние сто метров, Бенжамен, и я оставлю вас в покое, слово королевы!

– Не убирайте руку, Ваше Величество!

Вопрос. Вы можете уточнить, что конкретно подразумевается под «литературой либерального реализма»?

(Если бы три костолома не поджидали меня где-нибудь здесь, в темном углу, за поворотом, я бы тебе рассказал, как следует понимать подобного рода глупости.)

Ответ. Литература, прославляющая предпринимателей.

(Это не литература, это игра на бирже, реалистическая, как сны голодного, и либеральная, как дубинка с электрическим зарядом.)

В. Самого себя вы считаете предпринимателем?

(Я считаю себя несчастным дурачком, загнанным в тупик без аварийного выхода, я – воплощенный позор всех тружеников пера.)

О.Мое предприятие – это Литература.

Вопросы, задаваемые на всех языках мира, переводятся одним из ста двадцати семи переводчиков, гигантским веером расположившихся у меня за спиной. Мои ответы, сто двадцать семь раз повторенные, вызывают шквал аплодисментов, волна которых докатывается до самых удаленных уголков Дворца спорта. Все сбои опросного механизма моментально затушевываются, и если возникает какой-нибудь непредвиденный вопрос, он мгновенно перебивается другими, которые числятся в моем списке и на которые я обязан отвечать.

Где-то в море обожающей толпы скрываются трое мерзавцев, которые следят за тем, чтобы я соблюдал договор: долговязый со своей волшебной дубинкой, профессиональный боксер и геркулес с русским акцентом, следы нежных ручек которого еще держатся на моей шее.

В. После пресс-конференции будет показан фильм, снятый по вашему первому роману «Последний поцелуй на Уолл-стрит». Не могли бы вы рассказать о том времени, когда писали этот роман?

Конечно могу, еще бы, и пока я развешиваю лапшу от Ж. Л. В., я постоянно слышу сладкий голосок Шаботта, который поздравляет меня с «замечательным интервью в „Плейбое”». «Вы прирожденный артист, господин Малоссен, в ваших ответах, которые были подготовлены заранее, тем не менее слышится нотка откровенности, это поразительно! Держитесь так же во Дворце спорта, и мы провернем самую большую утку за всю историю литературы. Рядом с нами даже извращения сюрреалистов покажутся невинным ребячеством». Нисколько не сомневаюсь, я попал в лапы мэтра Госсарта [21]от литературы, и если я не подстроюсь под его кисть и его глаз, он порежет моих детей соломкой. Естественно, ни малейшего намека на взбучку, которой меня попотчевали его гориллы. «Вы прекрасно выглядите сегодня». Шаботт даже несколько перегнул в этом направлении со своей чашечкой кофе и радушной улыбкой.

Королева Забо и вся тальонская компания, конечно, ни о чем не догадывались, судя по тому нетерпению, с которым они окунулись в предпраздничную суматоху, а я не смел сказать им об этом. Как всегда в сложных ситуациях, я отправился за помощью в Бельвиль.

– Верзила с дубинкой, чемпион в легком весе и гора мускулов с восточным акцентом? Если это те, о ком я подумал, то ты здорово влип, приятель Бенжамен!

Обратная сторона уголовных дел – это уличные разборки, как же иначе. Все друг друга знают, оттого что не всегда удается разойтись в узких переулках.

– Что они тебе сделали?

Хадуш усаживается между Симоном-Арабом и Длинным Мосси. Он принес мне чаю с мятой.

– Ну все, Бен, успокойся, мы с тобой.

Я стал пить. Симон заговорил:

– Ну вот, теперь ты больше не дрожишь.

Вопрос. Тема воли постоянно возникает в ваших произведениях. Вы можете дать собственное определение, что такое воля?