Наталья Александрова - Капкан для принцессы

Маркиз нашел в старой записной книжке Борин телефон, позвонил ему и через час уже ввалился в мастерскую Штрека, побрякивая полной сумкой пива «Туборг» в качестве гонорара за ожидаемую информацию.

И Боря не подвел.

— То у них выставка «Лучшие фото Плейбоя»", то — «Женщины и автомобили»… Вот и это явно снято на такой же выставке. Когда, говоришь, сделана фотография?

— Ну, я думаю.., месяца полтора назад.., или чуть больше.

— Ну так это все можно у Валечки узнать. — Боря придвинул к себе телефон, потыкал пальцем кнопки и замурлыкал в трубку, как толстый кот при виде сметаны:

— Валюшечка, зайчик мой ушастенький, ты меня не забыла, надеюсь? Да никакой это не Гроссмуттер! И не Пеликанский! Валюшечка, это же я — твоя большая и вечная любовь — Боря Штрек!

Ну, слава Богу, наконец узнала! Валюшечка, котик мой пушистенький, вспомни, пожалуйста, какие выставки у вас были в Белой гостиной полтора-два месяца назад? Как? «Маленькие радости»? «Женщины и цветы»? Рыбка моя глазастенькая, к тебе сейчас приедет один мой друг — потрясающий мужик! Только что, между прочим, из Монте-Карло! Он тебе покажет одну фотку, так ты не в службу, а в дружбу помоги ему узнать, что на ней изображено. Целую тебя, индюшоночек мой толстопузенький.

— Спасибо, дорогой. — Маркиз записал адрес и заторопился.

— Всегда рад помочь! Заходи в любое время, только с пивом. Только ты учти: эта Валечка подарков не берет, у нее основной лозунг — «Лучший мой подарочек — это ты!». Сам по ходу дела там разберешься…

Валечка оказалась невысокой, симпатичной, слегка полноватой дамой в мохеровом свитере, призывно облегающем бюст шестого номера, с глубокими и выразительными карими глазами. Эти карие глаза выражали в основном глубокий интерес ко всем встречающимся на Валечкином жизненном пути особам противоположного пола.

При виде Маркиза Валечка необыкновенно оживилась, и ее мохеровый бюст взволнованно заколыхался. Маркиз передал ей привет от Бори Штрека, в ответ, на это Валечка закатила выразительные глаза и с придыханием проворковала:

— Ах, какой мужчина, какой мужчина!

Пользуясь этим приступом энтузиазма, Леня подсунул мохеровой Валечке копию немецкой фотографии.

— Кажется, этот снимок сделан у вас в Белой гостиной?

Дама близоруко сощурила карие глазки, вгляделась в фотографию и низким грудным голосом подтвердила:

— У нас, у нас! Это с выставки «Радости жизни», закрылась месяц назад, а продолжалась… — Она пошуршала какими-то бумажками, лежащими в беспорядке на столе. — Три недели, с двадцать шестого июля, по семнадцатое августа.

— Какая у вас чудная память! — самым своим чарующим голосом проговорил Маркиз. — А не знаете ли вы, Валечка, чья вот эта фотография. — Он ткнул кончиком карандаша в снимок девушки с журналом.

— Вас что — заинтересовала эта рыжая селедка? — ревниво спросила Валечка, возмущенно качнув бюстом. — Или хотите узнать, какой фотограф ее снимал?

— Фотограф, фотограф! — успокоил Маркиз взревновавшую даму, понимая, что имени и адреса модели она все равно не знает.

— Это Славик Расторгуев, — доверительно сообщила Валечка, почему-то не добавив своего «какой мужчина!».

— Расторгуев, Расторгуев… — задумчиво повторил Леня, будто бы пытаясь что-то припомнить. — А его адресочка у вас нет?

Валечка привычно закатила глаза и с наигранным сожалением в голосе сообщила:

— Он у меня записан в старой записной книжке, а книжка — дома… Но я через полчаса заканчиваю, — она бросила взгляд на часы, — и мы могли бы зайти ко мне… Я живу недалеко, на Гороховой, Леня послонялся полчаса в фойе Союза художников, просмотрел афиши выставок на ближайшие месяцы — «Обнаженные в шляпах», «Тайны японской спальни», «Эрос и космос»…

Наконец по лестнице процокали каблучки, и Валечка торжественно спустилась в фойе. В полный рост она выглядела гораздо привлекательнее, чем за рабочим столом, — у нее оказались довольно стройные ножки и неплохая талия, что при ее выдающемся бюсте производило впечатление.

Вспомнив напутствие Бори Штрека, Маркиз подумал, на что только не приходится идти ради достижения цели, и порадовался тому, что догадался по дороге купить бутылку шампанского.

Валечка жила действительно недалеко от Союза художников В отличие о большинства подъездов в центре города, обычно донельзя запущенных, Валечкин подъезд был прекрасно отремонтирован, чисто вымыт и заперт на кодовый замок.

Они поднялись на третий этаж и попали в бывшую коммунальную квартиру немыслимых размеров, разделенную когда-то на три или четыре махоньких отдельных квартирки, одна из которых принадлежала гостеприимной Валечке.

Оставив Леню в кресле перед низким столиком, заваленным художественными журналами, проспектами и каталогами выставок, Валечка извинилась и исчезла.

Через несколько минут она спросила из кухни, предпочитает гость кофе или чай, и когда он согласился на кофе, энергично зазвенела посудой.

Прошло еще несколько минут, и наконец хозяйка появилась на пороге с подносом в руках.

Леня вытаращил глаза: гостеприимная Валечка успела переодеться, и теперь на ней был коротенький розовый халатик без пуговиц, туго перехваченный в талии пояском. В вырезе халата выразительно трепетал Валечкин умопомрачительный бюст.

— Вы не против? — хозяйка скромно захлопала ресницами. — Я по-домашнему… У меня так жарко…

Леня, не говоря ни слова, поставил на стол бутылку шампанского и начал откручивать проволоку. Ему тоже стало жарко.

— А как же кофе? — спросила хозяйка, поставив поднос на свободный край стола.

— Кофе потом, — лаконично ответил Маркиз, — фужеры есть?

Фужеры в доме, конечно, нашлись.

Валечка села на диван, скромно сдвинув колени, и выпила с Леней за знакомство.

Леня расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и пересел поближе к хозяйке. Валечка вдруг вскочила и прощебетала:

— Ах, ведь вы хотели адрес Славика Расторгуева…

— Черт с ним, с адресом… — проговорил Маркиз, расстегивая следующую пуговицу.

Его бросило в жар. Валечка подошла к книжному шкафу и забралась на стул, чтобы дотянуться до верхней полки. При этом перед Леней открылся такой вид, что он забыл о приличиях, подскочил к хозяйке, схватил ее в охапку и понес на диван, на ходу зубами развязывая пояс халатика.

— Ну что вы, право, какой необузданный… — сладко замурлыкала Валечка, но Леня не дал ей продолжить.

Его подозрения подтвердились: под халатиком на ней совершенно ничего не было.

В комнате наступила тишина, время от времени прерываемая Лениным рычанием и Валечкиными истошными вскриками.

По прошествии полутора часов Валечка томно потянулась и спросила:

— Там в бутылке шампанского не осталось?